Шрифт:
Иногда эти темы переплетались. В том же туалете здания 12-ти коллегий на стене я обнаружил следующие строчки:
Пусть накакают в штаны Поджигатели войны! И да будет сей сортир — Бастион войны за мир!В мужском туалете Публичной библиотеки, в здании научных залов, на двери кабинки долгое время красовалась надпись, вероятно оставленная противником либеральных реформ:
Пусть Собчак хоть трижды мэр, У него прыщавый хер!Тем же почерком в соседней кабинке было написано:
Всюду жид сидит!А ниже — приписано уже другой рукой:
И антисемит!Общественность, по-видимому, хотели убедить, что по большой и малой нужде ходят не только антисемиты, но и стойкие борцы с этим безобразием.
Исключением из правил оказалась всего одна надпись, оставленная кем-то на стене филфаковского туалета, — по-видимому, забредшими туда математиками или физиками:
Легче вставить в жопу палку, Чем врубиться в начерталку. Леха и Антон (злой)Не знаю… Я не пробовал ни того ни другого.
А той статьи про туалетные надписи я так и не написал.
И не прославился.
Рок-группа, которую я так и не создал
— Конформист вы, Андрей Алексеич! — сказал мне как-то раз Филипп Федчин.
Мы сидели за столиком в кафе Смольного института. Филипп, заместитель декана, я и Кристина Пекина, преподавательница английского языка. Эта Кристина была в свое время моей однокурсницей, и мы знали друг друга с очень давних времен.
— Почему это конформист? — удивился я. — Я, наоборот… я — левый, я — за революцию.
— Вот потому ты и конформист, — ухмыльнулся Федчин. — Сейчас ведь модно быть левым. Под это гранты раздают.
Ухмылка Федчина мне не понравилась.
— На что это ты намекаешь? — говорю. — Чего это ты врешь?!! Когда это я гранты получал? Я сроду ни на какие гранты не подавал. А Сороса всегда недолюбливал. Я за идею! Да где это ж я конформист?!
— «Где», «где», — пожал плечами Федчин. — Да везде!
«И этот туда же, — подумал я. — Мало мне дома разговоров».
— Ты со всеми дружишь, — спокойно продолжал Федчин, — беседуешь, особенно с девушками. Даже с теми, кого знать не знаешь, заигрываешь. Да и темы выбираешь конъюнктурные. На публику ты, Андрей Алексеич, работаешь! — резюмировал Федчин. — Хочешь всех развлекать, хочешь быть в центре внимания. Да еще при этом идеалами прикрываешься… Скажите, Кристина Владимировна, — повернулся Филипп к Кристине, которая во время нашего разговора сосредоточенно ела пирожок с мясом. — А вот когда вы вместе с Андреем Алексеичем учились, он тоже был таким?
— Каким? — спросила Кристина с набитым ртом.
— Кристина! — вмешался я. — Ты сосредоточься! Тебя спрашивают, был ли я блядью.
Услышав слово «блядь», Кристина покраснела, а Филипп поморщился.
— Не передергивайте, Андрей Алексеич, — сказал он. — Я вас так не называл. Я упрекал вас в некотором, подчеркиваю, в некотором, конформизме.
— Ладно, — согласился я. — Пусть Кристина скажет. Ну что, был я блядью, когда мы учились?
Кристина некоторое время молчала, сосредоточенно глядя перед собой. А потом сказала Федчину, словно оправдываясь:
— Филипп Владимирович! Но мы в нашей группе Андрея все равно любили.
«Все это ложь, — говорил я себя по дороге домой. — Ложь и уныние. Они просто все сговорились против меня. Я никогда не искал дешевой популярности. Она, эта дешевая популярность, меня искала. Искала, это верно. Но не находила. Я прятался. А когда находила, то я ей мужественно сопротивлялся».
Справедливости ради надо сказать, что один случай был, да и то в молодости, в конце 80-х, когда моему приятелю Федору Двинятину пришло в голову создать рок-группу.
Мы оба тогда учились на третьем курсе филфака, правда, на разных отделениях: Федя — на русском, а я — на английском. Шел 1988 год. Стоял теплый сентябрь. Однокурсники уехали в совхоз собирать картошку, а нас с Женей усадили в кабинет русского языка. Нам принесли две огромные стопки карточек с диалектными выражениями, результат работы двух экспедиций в Новгородскую область. Преподавательница Виктория Карповна велела разобрать эти карточки по деревням и разложить на соответствующие стопки.