Потом Двинятин, понизив голос, доверительно сообщил, что за вчерашний вечер он уже сочинил две композиции. Первая так и называлась — «Мы, рыцари диких яблок» («Она будет нашим хитом», — сказал Двинятин). А вторая — «Степанов в жилете». Эта композиция была посвящена нашему другу Андрею Степанову. Степанов был старше нас с Двинятиным года на три, молчалив и во время разговора так ловко вскидывал голову, когда поправлял сползающие очки, что производил впечатление очень интеллигентного, обремененного жизненным опытом и глубокомысленного человека. Да чего там! Степанов был нашим кумиром! Сегодня Двинятин категорически отрицает этот факт. Но, я думаю, он лукавит. Степанов все-таки казался нам полубогом. Во-первых, он был женат. А во-вторых, в отличие от нас он успел прославиться и опубликовать в сборнике студенческих работ Новосибирского университета статью на четыре страницы об одном стихотворении Мандельштама. Название самого стихотворения выветрилось у меня из головы. Помню только, что там по сюжету какие-то осы «сосут ось земную». Однажды мы с Двинятиным, сидя на моей кафедре, выглянули в окно, выходящее во двор филфака, и увидели там Андрея Степанова. Он стоял и что-то жевал.

— Ты вот, наверное, думаешь, что Степанов конфету жует? — спросил меня Двинятин. — Ничего подобного! Он, Андрюша, ось земную сосет.

В его словах я уловил восхищение. Восхищение и зависть.

Так вот, согласно замыслу, этот самый Степанов во время исполнения композиции «Степанов в жилете» должен был выйти на сцену в галстуке, жилете, с прогулочным зонтиком в руке, в широкополой шляпе. Выйти, подойти к краю сцены, приподнять ручкой зонтика край шляпы, закрывающей лоб, и многозначительно подмигнуть залу.

— Публика будет визжать и плакать! — уверял меня Двинятин.

Проблему с гитаристом Двинятину тоже удалось решить. Он созвонился с Димой Дмитриевым по кличке Монстр, который довольно прилично играл на гитаре. За год до этого группа, где солировал Дима, которая так и называлась «Монстр», распалась, и Дима оказался не у дел. Он принял предложение Двинятина после того, как Федя убедил его, что группу «Рыцари диких яблок» ждет большое будущее, поскольку в ней будет играть «сам Аствацатуров, человек с потрясающими вокальными данными и виртуозной пианистической техникой».

Дима Монстр тогда меня не знал и легко поверил в эту чушь.

— Слушай, Двинятин! — сказал я Феде. — Да я ведь ни одной ноты не спел за свою жизнь! И на фортепиано играю так себе.

— Это не важно, — ответил Двинятин. — Монстр не заметит. Он будет увлечен гитарой, своей игрой и на такую мелочь даже внимания не обратит. Он по жизни ни на что внимания не обращает, так что эта ситуация тоже не будет исключением.

Отыскать бас-гитариста было делом нелегким. Я связался со своим приятелем Жориком Старостюком, который тогда только что поступил в музыкальное училище имени Мусоргского и уже играл в какой-то группе. Жорик согласился нам помочь. Он сказал мне, что сам с нами с удовольствием поиграет и даже договорится, чтобы какой-то клуб на Петроградской выделил нам сцену для репетиций и синтезатор Yamaha.

— Это будет почти бесплатно, — заверил меня Жорик.

На следующий день они с Двинятиным встретились. Двинятин передал Жорику два листка с текстами композиций, и Жорик сказал ему, что прямо сейчас отправится домой сочинять музыку, запрется в ванной с гитарой и начнет сочинять.

— Почему именно в ванной? — удивился Двинятин.

Выяснилось, что мама Жорика, известная питерская переводчица, заявила своему сыну, что дома, в городской квартире, «никакого рока не потерпит».

— Если хочешь играть свои роки, — сказала она, — запрись в сортире или в ванной и играй, сколько влезет. Только чтобы мы с отцом этого не слышали.

— Вера Ефимовна! — восторженно сказал я ей, встретив ее через неделю случайно на улице. — Мы создаем рок-группу. Если мы будем играть, нас ждет успех!

— Если вы будете ЭТО играть, — ответила она, — вас, Андрюша, ждет колония строгого режима.

— Всего этого недостаточно, — говорил мне Двинятин уже через две недели. — Нужна какая-то изюминка. Нужно чем-то выделиться на фоне других групп. Пригласить кого-нибудь с инструментом, нетипичным для рок-группы.

Мы решили позвать нашего приятеля Андрея Борисова. Борисов закончил два курса консерватории по классу скрипки и три года работал солистом Биробиджанской филармонии.

— Я готов играть всю эту фигню, которую вы насочиняете, — равнодушно сказал нам Борисов. — Все равно мне сейчас нечем заняться.

Через два дня Двинятин объявил мне:

— Ладно. Пусть Борисов играет. Но изюминки он нам не добавит. Скрипка в рок-группе, Андрюша, это вчерашний день. Вон у Гребенщикова целых два скрипача. Нужно что-то еще.

Прошел месяц. Наша практика в кабинете русского языка осталась в далеком прошлом. Оказалось, что карточки, которые мы поместили в общий каталог, предназначались для совершенно другого каталога, того, что находился в Институте языкознания. Но нас с Двинятиным это уже не интересовало. Мы были увлечены проектом рок-группы, который должен был сделать нас знаменитыми.

Где-то в конце октября я сидел в кафе со своим однокурсником Олегом Гавриловым. Мы разговорились, и выяснилось, что Олег закончил очень престижную музыкальную школу. Олег сокрушался, что музыкой «совсем не занимается, нет времени», а инструмент кому-то отдал.