Капитан Фомин с ординарцем шли мимо. Из дома послышался стон. Как было не заглянуть? Двери распахнуты настежь. Ступая по осколкам стекла и кускам штукатурки, прошли одну комнату, вторую и увидели на большой деревянной кровати обложенную подушками старуху. Прямо на них смотрели большие черные глаза женщины, не выражавшие ни страха, ни удивления. Волнение ее выдавали только желтые, узловатые в суставах пальцы, быстро перебиравшие четки. Старуха походила на больную взъерошенную птицу.

Возле кровати на низком столике стояли пустой стеклянный кувшин и пустая тарелка. На полу валялось маленькое разбитое распятие. Почему эта несчастная осталась в покинутой деревушке? Что она передумала во время бомбежек и обстрелов? Что произошло с ее близкими, и дождется ли она встречи с ними?

Майор попросил ординарца принести галеты и воду. Больше они ничем не могли помочь старой больной женщине.

— И вот ведь что странно, Василий Прохорович, — заключил Фомин. — Когда шли мы по своей земле, то без конца повторяли: «Отомстим!» А теперь чувствую, не в том дело, — будто с сожалением проговорил он.

— Наша сила, Евгений Петрович, в этом и состоит. Мы пришли не мстить. Видите, деревня будто вымерла. Пройдет два-три дня, появятся жители. Они быстро поймут: бояться надо было не нас.

Из-за поворота показалась колонна пленных гитлеровцев: понурые, запыленные, они нехотя брели на восток… А впереди шел высокий стройный сержант с автоматом. Лицо его мне показалось знакомым. Колонна уже миновала нас, я вдруг начал что-то вспоминать.

— Евгений Петрович, вы видели сержанта, что шел впереди колонны?

— Видел, товарищ полковник. Знакомый, что ли?

— Вроде бы да… Я встретил его в первые дни войны где-то под Ионавой. Группа безоружных стройбатовцев бежала тогда от немцев на восток. Мы остановили ребят. Раненых отправили в медсанбат, здоровых в подразделения. Вот и запомнился один стройбатовец — уж больно был зол на немцев… Сейчас почудилось, вроде это он.

— Что же не окликнули?

— Не знаю ни имени, ни фамилии. Да в общем, это и не важно. Суть в другом, теперь он ведет целую колонну пленных немцев.

Простившись с майором Фоминым, я пустился догонять своих. Дорога вела на запад. Часто встречались села, как правило, крупные. Белые домики под черепичными и камышовыми крышами не липли к дороге, а прятались в глубине дворов, в зарослях густой акации или каштанов. Поражало обилие винограда. Густые кисти винограда были в самом соку — наступил сезон сбора, а жителей не было видно.

Изредка в селениях попадались лишь старики. Они, словно дозорные, приглядывались к проходившим войскам, высматривали, прикидывали — каково придется теперь, откуда им ждать беды и что это такое — Красная Армия? Клика Антонеску сделала все, чтобы внушить людям ужас перед наступавшими русскими. Но уже через несколько дней, когда мне пришлось проезжать по освобожденным селам, в них вновь бурлила жизнь: всюду шел сбор урожая, почтенные старики в остроконечных меховых шапках, в белых штанах и рубахах радушно приглашали наших воинов в дома, угощали фруктами, вином, а молодые женщины в расшитых платьях не упускали возможности заодно и пококетничать с бойцами.

На новый НП я добрался во второй половине дня. Связь заработала через час, а вскоре приехал заместитель командарма генерал-майор Г. И. Шерстюк.

— Товарищ генерал! Телефонная связь с соединениями и КП армии имеется. Радиосвязи нет только со 104-м корпусом, туда послан офицер Комаров, — доложил я.

— Хорошо. Давайте переговорим с корпусами.

Закончив переговоры с командирами соединений и доложив командующему обстановку, генерал Шерстюк предложил мне закусить и передохнуть.

В наступившей ночи где-то вдали слышалась перестрелка, но после дневного грохота и гула она, казалось, не нарушала тишины. Мы уселись на земле, разложили свои припасы. Я вскрыл ножом красивую консервную банку, вывалил на бумагу американские сосиски, нарезал крутыми ломтями хлеб, достал фляжку.

— Да, ничего, есть можно, — рассуждал генерал, аппетитно пережевывая сосиски. — Постарались союзнички. А вот со вторым фронтом явно задержались. Июнь сорок четвертого — не июнь сорок второго.

Поужинав, генерал Шерстюк сказал:

— Товарищ Агафонов, как видите, кроме вас, офицеров штаба со мной нет, так что будьте моим помощником. К 6.00 соберите данные от штабов соединений и разбудите меня. Утром сюда приедет командующий.

— Слушаюсь, товарищ генерал, все будет сделано.

Переговорив с ННСами и поставив им задачи на второй день операции, позвонил подполковнику Поповичу.

— Григорий Кузьмич, — предупредил я напоследок, — не забывайте напоминать офицерам, чтобы при разбивке линии обязательно высылали вперед команды миноискателей. В горячке и забыть могут. Ну, кажется, теперь все. Давайте отдыхать.

Утром приехали командарм Трофименко и член Военного совета Севастьянов. Они сообщили, что командующий фронтом поставил армии задачу завершить прорыв оборонительной позиции по хребту Маре и оказать содействие 6-й танковой армии в выходе на оперативный простор.