— Я теперь уже далеко не такой примерный.

— Надеюсь, ты имеешь в виду свое поведение, а не способности в постели, Стэн.

— Рулетка!

— Ханжа! — поддразнила она его.

Он уткнулся носом ей в шею, легонько прикусил мочку ее уха, а Рулетка протянула руки и провела пальчиками по бокам его раздутой шеи.

— Это тебе мешает?

— То, что я Плакальщик? Да ничуть. Это отличает меня от других, а мне всегда хотелось быть не таким, как все. Мой старик просто с ума сходил. Он все говорил, что таким, как мы, и вода питье — ну, то есть что выше себя не прыгнешь. Да, то-то бы он удивился, если бы увидел меня сейчас. Эй! — Он протянул руку и кончиком толстого пальца смахнул слезинку с ее щеки. — Ты что это вдруг плакать вздумала?

— Так, ничего. Просто… просто мне вдруг что-то взгрустнулось.

— Да ну, брось. Идем, я продемонстрирую тебе свои способности в постели.

— Перед завтраком? — спросила она, пытаясь отсрочить неизбежное.

— Ну да. Заодно и аппетит нагуляем.

Рулетка покорно поплелась за ним в спальню.

Дженнифер пошарила рукой в недрах сейфа и наткнулась на что-то, похожее на монеты, сложенные в небольшой мешочек. Она попыталась сделать одну монету бесплотной и нахмурилась — та так и осталась материальной.

Наверное, золотые, подумала она, — южноафриканские крюгерранды или, может быть, канадские «кленовые листья».

Плотные материалы вроде металла, в особенности золото, делать бесплотными было трудно — требовались более глубокое сосредоточение и большой расход энергии. Она решила пока оставить монеты на месте и продолжила исследовать содержимое сейфа. Ей без труда удалось протащить сквозь стену три небольших записных книжки, а поскольку в темноте читать было невозможно, девушка зажгла небольшую настольную лампу, стоявшую на столе. У двух книжек оказались гладкие черные обложки, у третьей переплет был синий и матерчатый, с рисунком в виде бамбуковых стеблей. Дженнифер раскрыла самую верхнюю из трех.

Картонные листы были заклеены рядами кармашков, в которых лежали пестрые бумажные квадратики. Почтовые марки. Те, что находились на самом верху, походили на британские, хотя слова на них были на незнакомом языке, а поверх рисунков значилась одна и та же дата «1922». Она наклонилась пониже, чтобы лучше разглядеть их, и замерла — откуда-то из темноты поблизости послышался слабый звук. Дженнифер подняла голову, но ничего не увидела. Ее глаза уже привыкли к свету, и она повернула лампу так, чтобы свет падал на дальний конец стола.

И остолбенела. Сердце у нее внезапно забилось где-то в горле.

На углу стола стояла пятигаллонная банка размером почти с чан для охлаждения воды. Только эта банка была стеклянной, а не пластмассовой, и ни с чем не соединялась; а еще — в ней находилось какое-то существо, чуть больше фута в высоту, с зеленой бородавчатой кожей. Прижав перепончатые лапы к стеклу, существо высунуло голову из воды; с крохотного личика на Дженнифер смотрели абсолютно человеческие глаза.

Они долго-долго изучали друг друга, потом существо открыло рот и пронзительно заверещало:

— Кииииин! Воооор! Воооор!

«А в „Нью-йоркском стиле“ ничего не упоминали о том, что Кин держит сторожевого водоплавающего джокера», — промелькнуло в голове у Дженнифер, и в это мгновение в соседних комнатах вспыхнул свет. По всему дому поднялся шум, а джокер в стеклянной банке все никак не унимался и продолжал вопить, призывая Кина мерзким голосом, который резал уши и буравил мозг.

«Сосредоточься, — приказала она себе, — или дерзкая похитительница, прославленная Дух, будет поймана, и все узнают, что под этой личиной скрывается Дженнифер Малой, скромная сотрудница Нью-Йоркской публичной библиотеки». Тогда она вылетит с работы и окажется за решеткой, это уж как пить дать. А что скажет мама?

У двери послышалась какая-то возня; загорелся верхний свет. Девушка увидела высокого и худого чешуйчатого джокера. Зашипев на нее, он вывалил неимоверно длинный раздвоенный язык, потом поднял пистолет и выстрелил. Он прицелился верно, но пуля, не причинив похитительнице никакого вреда, отскочила от стены. Дженнифер стремительно проваливалась сквозь пол, крепко прижав к груди три книжки.

Когда Джек ушел, Вонищенка начала свой утренний ритуал. Усевшись в мягкое, обитое красным бархатом кресло, она закрыла глаза и сосредоточилась на своих питомцах. Пестрая кошка кормила котят, а черный кот охранял свое семейство. Енот спал, уткнувшись головой ей в лодыжки. Всю ночь он рыскал по викторианскому жилищу Джека и к утру совсем выбился из сил. Вонищенка очень надеялась, что он ничего не испортил. Она установила в головке енота ограничения, строго-настрого запретив приближаться к его вещам. В последнее время этот запрет действовал безотказно, но она до сих пор не могла забыть, как ей влетело от Джека, когда зверек скинул с полки все до единого выпуски его любимых комиксов про Пого.

Вонищенка погладила спящего енота и отправила свое сознание путешествовать по городу. Теперь это стало несложным, превратилось в ритуал бодрствования — хотя все чаще и чаще, если поблизости не было Джека, она придерживалась ночной схемы. Джек и Розмари стали для нее очень важны, прошли многие годы, прежде чем она научилась доверять им, но, однажды подарив это доверие, она с пугающей легкостью начала впадать в зависимость от их присутствия.

Женщина сердито тряхнула головой, недовольная тем, что отвлеклась на размышления о вещах, ей не подвластных, и потеряла след существ, которые, наоборот, находились в ее власти. Ее сознание пробежало среди крыс в туннелях, среди кротов, кроликов, опоссумов, белок, голубей и других городских птиц. Она подсчитала погибших за ночь — таких всегда оказывалось немало. Пришлось смириться с тем, что некоторые из них неизбежно обречены на гибель. Одни становились жертвами хищников, других убивали люди. Когда-то она пыталась спасти всех, защитить слабых от хищников. И это едва не стоило ей рассудка. Естественный круг жизни, смерти и рождения оказался сильнее, и Вонищенка научилась действовать в его рамках. Животные умирали; на смену им приходили другие. Лишь вмешательство человека могло нарушить этот нескончаемый круговорот. Впрочем, людей она пока контролировать не могла. Вонищенка мимолетно пробежалась по обитателям зоопарка. Ее сознание окрасилось ненавистью к клеткам. «Подождите немножко, — пообещала она уже в который раз четвероногим узникам. — Подождите…»