Шрифт:
— Браво! Ты превосходно играешь.
— Еще бы. Моя мать — учительница музыки.
— Где?
— В школе в Филадельфии.
Они немного помолчали, потом такисианин спросил:
— Ну и как тебе?
— Очень похоже на Моцарта.
Между изогнутыми бровями Тахиона прорезалась тонкая морщинка, и он зажмурился, словно от боли.
— Какой удар!
— О чем ты?
— Ни одному творцу не понравится, если его назовут неоригинальным.
— О, извини…
Он вскинул маленькую ладонь и ухмыльнулся.
— Даже если он сам знает, что это так и есть.
Она поменяла местами листы, и вновь руки запорхали над клавишами.
— Может, и неоригинально, зато мило.
— Спасибо. Мне приятно, что мое скромное произведение пришлось тебе по душе, но давай лучше исполним творение истинного мастера. — Мне так нечасто попадаются те, с кем я могу предаться… — он выдержал паузу и метнул на нее озорной взгляд, — музицированию.
Такисианин быстро пролистал кипу нот и вытащил бетховеновскую сонату до мажор для скрипки и фортепиано — так называемую «Весеннюю сонату».
Она смотрела, зачарованная тем, как его маленькие изящные руки ласкают лакированное дерево скрипки — то подтянут одну струну, то извлекут одинокую дрожащую ноту из другой.
— На чем будешь играть? — спросила она, указывая на рояль и на скрипку.
— У меня нет выбора. Я неравнодушен к ней. — Тахион снова погладил деревянную деку. — Она долгие годы удерживала меня от окончательного падения.
— Прошу прощения?
— Давняя история. Настроимся?
Вибрирующее «ля» прозвучало в комнате, сопровождаемое переливчатым голосом скрипки.
— Господи, что это? Страдивари?
— Куда мне. Нет, это Нагивари.
— А, тот самый химик из Техаса, который полагает, будто раскрыл секрет кремонской школы? [11]
Он опустил скрипку и улыбнулся ей.
— Ты просто прелесть. Интересно, есть хоть что-нибудь, о чем бы ты не знала?
— Предполагаю, таких вещей множество.
Он коснулся губами уголка ее губ, скользнул по шее, и его теплое дыхание ласково защекотало ей кожу.
— Так мы играем?
11
Джозеф Нагивари пришел к выводу о том, что особое звучание стало следствием усилий мастера защитить их от древоточца. Ученый-химик и скрипичных дел мастер обратился к истории и выяснил, что во время создания мастером скрипок деревянные заготовки нередко были поражены древоточцем. Бура — вот к чему, по мнению исследователя, прибегал Страдивари, чтобы защитить музыкальные инструменты.
И она со смущением и злостью на себя отметила, что голос у нее срывается.
Они заиграли в унисон — скрипка запела, сначала на одной ноте, затем зазвучала серией переливов. Женщина эхом повторила музыкальную фразу, и время замерло, а реальность отступила куда-то далеко. Двадцать минут чистой гармонии и гениальной музыки. Двадцать минут без единого слова, мысли и заботы. Тахион полностью погрузился в музыку: глаза закрыты, ресницы трепещут на выдающихся скулах, медно-рыжие волосы разметались по скрипке, тонкое лицо сияет радостью.
Рулетка сложила руки на коленях и уткнулась взглядом в клавиши, а такисианин все так же молча положил скрипку в футляр. Мгновение спустя его руки опустились ей на плечи — точно две робкие птички, готовые вот-вот сорваться и улететь прочь.
— Рулетка, ты… ты вызываешь у меня такие чувства, каких я не испытывал уже много-много лет. Я очень рад, что сегодня ты решила прогуляться по Генри-стрит. Быть может, это случилось не просто так.
Она с каким-то отстраненным интересом наблюдала за собой — как сжались ее пальцы и побелели от напряжения костяшки.
— Ты снова ищешь во всем тайный смысл.
— Мне казалось, ты говорила только, чтобы я не вздумал искать у тебя утешения.
— Ну, так прибавь еще и поиски смысла.
Она заглянула под панцирь, который скрывал ее эмоции, и обнаружила под ним панику, нарастающую в такт участившемуся сердцебиению. Обратилась к своей душе и обнаружила кровоточащую рану. А еще — страх, ненависть, чувство вины, сожаление и безысходность.
Это все он виноват!
— Идем в постель.
Удивительно, как бесцветно прозвучали эти слова, за которыми крылось столько боли.
Если бы он спустился под землю, на дорогу ушло бы куда меньше времени. Джек с грохотом переступал по железным ступеням лестницы, ведущей на станцию. Первый уровень, второй, третий. Не многие люди, за исключением ремонтных рабочих, когда-либо бывали на четвертом уровне. Он открыл безымянную железную дверь и очутился в эксплуатационном туннеле, ведущем с запада на восток. Тусклые лампы в маленьких проволочных клетках горели пронзительным желтым светом, образуя вдоль коридора маленькие островки освещенности. Ботинки увязали в грязи.