– Нужно было посмотреться в зеркало, на что-нибудь присесть и постучать по чему-нибудь деревянному, – подсказал Алешка. Со знанием дела.

Мама посмотрела в самовар – ужаснулась, присела в кресло на кошку и постучала Алешку по лбу.

Но все это не помогло: позвонил папа и сказал, что срочно выезжает в командировку и на выходные не приедет.

Мама страшно огорчилась. Она очень не любит, когда папа ездит в срочные командировки. Особенно после того случая, когда он вернулся не домой, а в госпиталь: его ранил какой-то бандит, которого папа задерживал. И теперь мама ужасно волнуется из-за этих командировок. Мы с Алешкой тоже волнуемся, но маме нашего волнения не показываем. Ей и своего хватает.

– Ну вот, – огорченно сказала мама, – и на кошку села, и Алешке в лоб дала, а все без толку.

– Это потому что у меня лоб не деревянный.

– Да? А кто мои любимые ножницы испортил своим самолетом?

Какая тут связь, я, честно говоря, не понял. Но маме видней. Тем более что он и ее любимый утюг тоже испортил. Он им склеивал пленку на крыльях, и весь заляпал расплавленным полиэтиленом.

В общем, мы сидели в расстроенных чувствах, когда в нашу калитку вкатились две тыквы во главе с одним арбузом.

Сразу стало очень приветливо, шумно и весело.

Ван Ваныч представил их маме:

– Вот мои хохлушки. Паша – классный штукатур. Глаша – классный маляр.

Мама улыбнулась:

– Но у нас нет никакой штукатурки и у нас нечего красить.

– А мы ваших ребят поштукатурим! – пошутила Паша. А Глаша тоже пошутила: – И покрасим опосля.

– Нет у нас никакой опосли, – сказал Алешка.

Гости весело рассмеялись. А Ван Ваныч намекнул, что неплохо бы обсудить наше будущее сотрудничество за чайным столом.

– А у меня к чаю ничего нет, – расстроилась мама. – Я еще в магазине не была.

– А у нас все есть! – сказали две тыквы и стали выкладывать на стол из сумок баночки с вареньем, всякие печенья, конфеты и пирожки.

Мы с Алешкой поставили самовар, и вскоре все уже хлюпали горячий чай, заедая его вареньем и пирожками. Пирожки испекли Паша и Глаша.

– Я лучше всего, – говорила одна из них с набитым ртом, – пирожки с яйцом люблю.

– А я лучше всего, – говорила другая, – с мясом и с вареньем.

– А я лучше всего – всякие, – сказал Алешка, тоже с набитым ртом.

– А я лучше всего колбасу люблю, – сказал Ван Ваныч. – А вы, барышни, не больно-то на пирожки налегайте, не обижайте хозяюшку.

Тут обе тыковки стали подкладывать маме свои пирожки и нахваливать ее в оба голоса. Какая, мол, наша мама хорошая хозяйка, какая она красивая дама, какие у нее послушные и умные дети.

Что-то какой-то перебор получается. Ну, то что наша мама красивая, это сразу видно, даже издалека. А откуда они знают, что она хорошая хозяйка? И с чего они взяли, что у нее послушные дети? Я взглянул на Алешку – проверить, как ему понравилось, что он умный и послушный. И, наверное, первый раз увидел его в некоторой растерянности. Он даже жевать перестал, только переводил вытаращенные от удивления глаза с Паши на Глашу и обратно.

– И муж у вас, хозяюшка, основательный. Настоящий полковник! За ним хорошо жить. Крут, конечно, но сам зазря не обидит и другим в обиду не даст. А уж детки в нем души не чают! Хоть и строг.

Маме вся эта похвальба про ее семью очень нравилась. Она краснела от удовольствия и смущалась от счастья. И без конца подливала всем чай. А когда кончился кипяток, послала нас снова поставить самовар. И успела шепнуть Алешке в ухо: «Я лучше всего люблю» – так не говорят, это неправильно, не запоминай. Надо говорить: «Я больше всего люблю». Алешка торопливо покивал, но наверняка не задумался – в голове его было совсем другое.

– Ни фига, – шепнул он мне, когда я залил воду и запалил на растопку лучинки, – все про нас знают! Вот это штукатурки!

– И малярки, – добавил я. – Может, это им Ван Ваныч рассказал? Чтобы они получше наш дом штукатурили.

– Может, – Алешка оглянулся. – А откуда тогда он знает, что папа – полковник милиции? Что он крутой, но справедливый?

Я поставил трубу, повернул ее по ветру – самовар густо задымил. Как старинный пароход.

– Ну, Леш, он же живет здесь, в своем доме, в дачном поселке, все тут друг друга знают. Кто-нибудь ему об этом сказал. Вот и все.

– А вот и не все! – выпалил Алешка. – Ты одной вещи не знаешь. А я уже узнал.

– Какой вещи? – Мне стало интересно.

– Ни в каком своем доме он не живет! Это не его дом!

– А чей?

– А я знаю? Какого-то другого дядьки. Арбуз у него эту дачу на лето снял. Совсем недавно. Как только мы приехали.

– Ну и что? Так не бывает, что ли?

– Бывает… Только зачем врать, что это его собственный дом?

Я подумал немного. А потом сказал:

– Я знаю, зачем он соврал. Домик-то у него очень красивый. Посмотрите, мол, какой я строитель. Я и вам такой же дом построю. Это реклама, Леш.