Мы не успели доспорить – самовар закипел так яростно, что у него запрыгала на голове конфорка.

– Дим, – спросил Алешка, когда я заваривал чай, – а кто такие хохлатки?

– Хохлатки?.. Это курицы, такая порода.

– Что-то эти тыковки на куриц не очень похожи.

– А… – До меня дошло. – Хохлушки… Так называют женщин из Украины. Хохлы и хохлушки. Но это не очень вежливо.

– Почти ругательно?

– Скорее насмешливо. Вроде как бы рязань косопузая.

– А это кто такая?

– Павлик, например.

– Не понял, – признался Алешка. – У Павлика никакого пуза нет. Ни косого, ни прямого.

Я вздохнул – придется объяснять, ведь не отстанет.

– Павлик родился в Рязани. А в старину рязанских мужиков называли косопузыми.

– За что? У них, что ли, пузо на боку?

Я не рассмеялся, я объяснил:

– В те времена, Лех, деревенские мужики носили топоры за поясом, чтобы они всегда под рукой были. В одних краях топор запихивали за пояс сзади, в других носили на боку, а рязанские мужики – на пузе, но только…

– А! Понял! Не напротив пупка, а немного сбоку. Будто у них пузо косое, пупок набекрень. И откуда, Дим, ты это все знаешь? Ты, прямо, как будто очень умный.

Спасибо, похвалил…

Пока мы с Алешкой старались для всех, заваривая свежий чай, все тоже постарались… для себя – доели все пирожки и все печенья. Нам осталось одно варенье. В двух банках.

Мы «ужасно расстроились». Алешка от огорчения не только бухнул полчашки варенья в чай, но и вдоволь «погулял» столовой ложкой в общей банке, на которой были нарисованы аппетитные черные лакированные вишни. Действовал он по простой схеме: банка – рот, банка – рот… Мама делала ему строгие глаза, а он в ответ делал глаза удивленные. Непонимающие такие. Что, мол, ты сердишься, я ведь варенье не руками ем, а вполне прилично. Банка – рот…

А хохлатки трещали вовсю. Как сороки.

– Сами-то мы с Украйны. Дуже гарна наша ридна сторонка. У нас, хозяюшка, знаете, який мисяц? Бильше, чем ваша луна. А яка уишня? О така! – И Паша или Глаша, блестя черными глазками-пуговками, широко разводила руки.

– Уишня – это кто? – спросил Алешка. – Зверь такая?

Хохлатки дружно прыснули смехом.

– Ой, хлопчик! Який же ты смешный. Чи ты ни бачив уишню? Ото ж вона! – И Паша или Глаша показала на банку с вареньем. – Приезжайте к нам на Украйну. У нас и уишня, и вареники, и сало. А кавуны якие! Вот прямо с Иваныча.

Тут я сразу догадался, что кавун – это по-украински арбуз. По сходству с Ван Ванычем.

Вообще, эти хохлатки все время перескакивали с одного языка на другой. Говорят по-русски, а потом вроде как бы вспоминают, что они из «ридной Украйны» и перескакивают на украинскую речь. Но по-русски они все-таки говорили как-то привычнее. А по-украински как бы актеры на сцене, не очень уверенно.

– Скучилась по Украйне, – грустно сказала Паша Глаша (или наоборот). – Давай заспиваем. – И завела звонким голосом:

– Он, пид уишнею, по-пид черешнею…

Но больше петь не стала. Мне показалось, что из всей этой украинской песни она только одну строку и знала.

– Однако, – Ван Ваныч отставил пустую чашку, – пора и честь знать. А то приедет строгий полковник с работы, усталый, а тут гости расселись. Про Украйну поют. Про вишни да галушки.

– Строгий полковник не скоро приедет, – грустно сказала мама. – Он в командировке.

– Далеко уехал? – посочувствовал Ван Ваныч. – В дальний город?

– Он мне не сообщает, – мама вздохнула.

– Ну да, ну да, – покивала арбузная голова с понятием, – такая работа… Вся секретная… Опасная…

– Ничего не опасная! – врезался Алешка. – Папа всякими приемами владеет и стреляет с двух рук!

– Ну! – Тыквы Паша и Глаша аж подскочили. – Настоящий полковник!

И мама опять повеселела. Она у нас как ребенок.

– Спасибо за компанию, – Ван Ваныч встал. – Я у вас душой отдыхаю. От одиночества.

– А вы женитесь, – со знанием дела посоветовал Алешка.

– Да невесту никак не найду, – посмеялся Ван Ваныч.

– Ни фига себе! – Алешка безмерно удивился. – А тетя Паша с тетей Глашей разве не невесты? Пироги пекут, стенки штукатурят, опослю всякую красят… – И добавил: – Гарны дивчины, хохлатки.

Ван Ваныч чуть не треснул от смеха. Как переспелый арбуз.

– В том-то и беда, Леша, – отсмеялся он, – никак не выберу, которая лучше.

Выбрать, в самом деле, было трудно: и Паша, и Глаша обе на одно круглое лицо. Только одна любит пироги с мясом, а другая – с яйцом. А какая какие я уже и забыл. А по лицу не видно.