— Где дичь?

— Патроны забыл, — нарочито искренне ответил я. Уж чему не могли поверить за этим столом, так именно правде. Но, осмотрев мои карманы и ружье, все вынуждены были признать, что не перевелись еще честные люди на точке.

Компания развеселилась, а мне того и надо было: никаких дополнительных вопросов не последовало.

Хотел бы я видеть их лица, узнай они, что я после рассказов Минера об отпуске весь вечер глядел, как сверкают сопки…

Ужин обошелся без происшествий. Если не считать того, что, пока другие острили на тему моей охоты, я аппетитно (даже очень аппетитно) поел. И, когда остряки спохватились, Старшему Лейтенанту пришлось вызывать вестового, чтобы добавил пудинга.

Наша резервная койка была теперь занята Минером.

Пришлось выкинуть две тумбочки и потесниться, чтобы разместить еще одну кровать, для Разведчика.

Минер после ужина отправился проверять посты на побережье, Разведчик, блаженно вытянувшись в постели, часа на три забулькал своим глиняным самоваром, мы тоже улеглись, хотя спать еще было рано.

— Разведчик, — таинственным голосом сказал Старший Лейтенант, — вы знаете, что у нас событие?

— Знаю, — меланхолично ответил Разведчик, не разжимая сомкнутых на чубуке зубов.

Мы возмутились: как он мог узнать это помимо нас?

Разведчик вынужден был взять свой адский котел в руку.

— Дети мои, — сказал он, — я все-таки лет на четверку, на пяток старше вас, и вы еще воевали с лопухами в огороде, когда я уже болтался вверх ногами между какими-то негостеприимными соснами, поскольку запутался в них парашютом и безуспешно пытался высвободиться. Вдобавок мы чуток сбились с курса и опустились прямехонько на какой-то дозор. Не скажу, что остальные наши ребята сражались плохо, но, когда я, пользуясь преимуществом своего положения, ухлопал двух пулеметчиков, — исход боя был решен. Это между прочим. Но когда я болтался между сосен, Минер был уже начисто демобилизован после очередного ранения и воевал на трудовом фронте. Когда же вы привинчивали к своим первым погонам свои первые звездочки, мы уже были с ним полярными волками и вместе выли на северные сияния. Аллегория доходит до вас? Нет?

Аллегория дошла.

Пользуясь случаем, мы попытались вытянуть из него какую-нибудь новую детективную историю. Он долго клокотал в ответ, потом спросил:

— Вы знаете, что такое пацифизм? Знаете… Слава богу: вы не безнадёжны. Для меня пацифист — это что-то похожее на баптиста. А знаете ли вы, что можно ненавидеть войну так, как это ни одному пацифисту не по разуму? Только догадываетесь. Нет, нет, вы все за мир и так далее… Это я знаю. Но где-то в душе — втайне так это — вы бы не против иногда развернуть свои таланты. А?.. Прошу прощения. Я забыл, что с лопухами вы уже отвоевались. И все-таки. Чтобы вы сегодня больше не приставали ко мне, лучше я вместо детектива скажу вам пару слов об одном человеке… Назовем его Икс. — Разведчик помедлил, шевеля бровями.

Надо же: оказывается, в этом злослове было еще что-то серьезное! Удивленные новым открытием, мы почти замолчали и почти приготовились слушать.

— Будем считать, что Икса этого никто не увидит, и все, что между нами, — между нами. Так вот, была у этого человека девчонка. Не жена, не невеста… Но та, о которой он думал на фронте и которая обещала ждать… Представьте себе (хоть вам и трудно это), что есть люди, которые здорово умеют думать об одной. Или об одном. Ну, так… ушла она, хлопцы, с немцами, та, о которой он думал.

Разведчик побулькател своей трубкой.

— На земле у него больше ни души, чтобы зацепиться. Сам, как скелет, — обеими ногами в могиле. Разыскал Икс веревку и накинул себе на шею. А соседи выследили, откачали. Пришлось убегать от позора, потому что вдвойне уже стыдно было на людей глядеть… И здесь-то пришла ненависть, до которой пацифистам, как орангутангам до Венеры. Ненависть не к той, что ушла. Вы бы прокляли, конечно, плюнули вдогонку, и катись ты… А он видел это немножко иначе, потому что вообще насмотрелся побольше. Война перекорежила много людей, и много таких, которые в другое время были бы нормальными, честными — как вы, как я — людьми, может, чуточку послабее характером… Короче говоря, решил человек жить. И слыл он за чудака на работе, когда, еле удерживая в руках лопату, после смены еще дотемна гонял на лыжах, слыл за чудака в училище, просиживая все свободное время в лаборатории, и вы встретите его — наверное, тоже примете за чудака. Теоретически вы признаете, что существуют высокие материи, но забываете, что любая материя — объективна, даже высокая. Не интересно?.. — Мы промолчали. — Тогда давайте о шпионах. Я еще не сделал своих дел, чтобы вы меня спровадили опять.

…Мне приснилось, что целое стадо африканских слонов исполняет на моей спине какой-то обрядовый танец. Смачно, как пересохший шпангоут, треснуло одно ребро. Потом второе, третье. Я проснулся.

Не буду повторять, какой негодяй имеет привычку рассказывать по ночам о своих похождениях. Вы и так знаете.

— Откроешь ты глаза или нет?

— Черт возьми! Я слушаю тебя с закрытыми глазами!

— Ты должен внимать мне всеми чувствами. Кроме осязания.

Вот на осязание-то как раз и чесались у меня кулаки. Но я старательно вытаращился в темноту — все равно ведь не отвяжется…

— Внемлю.

— Что тебе снилось сегодня?

— Слоны.

— Чего-чего?

— Слоны, говорю! Африканские. Целое стадо.

— Так… — Старший Лейтенант чуточку отодвинулся от меня. — Интеллектуальный сон… А еще что? Девушка моя тебе не снилась, а?

— Знаешь, как-то не до того было.

— Это сегодня. А раньше?

— И раньше тоже.

Старший Лейтенант безнадежно вздохнул.

— Понимаешь, я решил было даже подружку тебе подыскать, — ну, попроще какую-нибудь, без запросов. А тут история такая… Хуже Рокфеллера. (Дался ему этот Рокфеллер!) Лицо я потерял, понимаешь? То есть не я, а она. Встречаемся, как обыкновенно. Все на месте у нее (купальник, надо полагать), а лица нет! Представляешь, ужас какой? И вспомнить не могу. Хоть разбейся. Я думал — ты подглядел как-нибудь. Нет, да? Что бы это значило…