– Я не лекарь.

Я калекарь. Определить, что с тобой не все хорошо, дядя, я могу. Но вылечить? Уж извини.

– И все же вы можете мне помочь лучше, чем лекарь.

Все, прочь воспоминания! Я уже не в Веенте, уже не сопроводитель, мои действия уже не обеспечены прощением, вымоленным загодя сразу на все Сопроводительное крыло. И думать надо за себя. Самому.

Итак, боляще-просящий. Одет добротно, стало быть, деньги за душой водятся. Одет легко, стало быть, местный житель, ненадолго покинувший дом. А местный – это опасно. Никакого вреда нельзя причинить. С другой стороны, отказ от разговора тоже ведь может быть сочтен за вред.

– Что вам нужно от меня?

Он поманил за собой в переулок, безлюдный и тихий. Возможной засады не наблюдалось, а сам проситель не походил на наемного убийцу, поэтому я пошел следом, на всякий случай сделав Натти знак быть начеку.

– Мое имя вам ни о чем не скажет, эрте, да и надежнее будет не произносить никаких имен, услуга ведь пустячная…

Что-то слишком много в Гренте всего пустячного. А заставить заниматься пустяками все почему-то норовят совершенно постороннего человека.

– Что вам нужно?

Он посмотрел на меня снизу вверх, поскольку его рост не позволял направить взгляд иначе, и поэтому показалось, что незнакомец выглядит еще жальче.

– Сделайте для меня то же, что сделали вчера.

Я перебрал в памяти события прошедшего дня и не нашел среди них ничего достойного повторения.

– Говорите прямо, или я ухожу.

– Помогите мне избавиться от влечения к женщинам! – выпалил мужчина.

Натти хохотнул, да и я сам улыбнулся бы, если бы в обращенном на меня взгляде не видел столько отчаяния.

– И как же я могу вам помочь?

– Не притворяйтесь, что не понимаете! Вы же смогли! Вчера.

Я глубоко вдохнул, потом выдохнул. Значит, свидетели все же имелись? Плохо. Но это еще не повод признать вину.

– Вчера один настойчивый насильник получил по заслугам. Не более того.

Мужчина нетерпеливо качнул головой:

– Мне нет никакого дела до его причин. У меня есть своя.

– И насколько же веская?

Он замялся, но все-таки решил признаться, видимо сообразив, что иначе не добьется поставленной цели:

– Видите ли, я по роду своих занятий… Нас называют нырками, если вы понимаете, что это значит.

О да, понимаю, причем превосходно!

Рыночный нырок, вот кто подошел бы мне больше всех прочих осведомителей. Он занимается игрой с товарами и монетами, скупая по одной цене и продавая по другой, и он чуть ли не лучше купцов знает размеры спроса и предложения. Но я даже не помышлял о том, чтобы обратиться к такому человеку, потому что за свои услуги нырки берут очень дорого. А тут вдруг такое везение… Судьба снова решила испросить прощения за свои шалости? Даже не верится.

– И при чем тут влечение?

Скулы мужчины покраснели, что в сочетании с мертвенно-бледной кожей остального лица создало впечатление карнавальной маски.

– Мне нужно думать о моих делах, а вовсе не о…

Кажется, догадываюсь, в чем беда.

– Вы не можете не смотреть на каждую женщину, случайно оказавшуюся рядом?

– Да. И добро бы только смотрел…

Пришлось подавить усмешку. Хотя что во всем этом смешного? Человек же мучается.

– Почему вы не обратились к лекарям? Уверен, они смогли бы вам помочь.

– К городским? Увольте! Чтобы потом все вокруг узнали, что я согласился себя оскопить? Мне пришлось бы перебираться в другой город. И чем бы я там занимался? Рынок – это моя жизнь.

Страннее всего было то, что его слова звучали убедительно, причем он сам не прилагал к этому никаких усилий. А просьба вполне понятная. И причина веская.

– Вы могли бы найти лекаря на стороне. Подальше от города.

Мужчина всплеснул руками:

– Я бы так и поступил, но, увы, эта похоть овладела мною так некстати! До начала игры остается несколько часов, до ближайшего места, где можно найти хорошего лекаря, не менее суток пути, а если я не буду присутствовать здесь с самого начала, все будет потеряно!

Да, нырку нельзя терять ни минуты. А временем его сейчас распоряжаюсь я, как это ни смешно.

– Повторюсь: я не лекарь.

– Это неважно! Поздней ночью я встретил в трактире того человека… Насильника, как вы сказали. Да, мне не спалось. Мне уже несколько дней не спится, и все из-за этих проклятущих женщин! Он был пьян. Сильно пьян. И говорил много глупостей. Но он сказал главное: его больше не мучит желание.

Если учесть, что это и являлось моей целью, можно считать, я исполнил свое намерение выше всяких похвал. Теперь можно не опасаться за честь особ женского пола, что могут встретиться на пути неудавшегося насильника. Любую человеческую страсть, если только она не слишком сильно укоренилась в голове, можно выкорчевать, воздействовав на определенную часть тела. Беда лишь в том, что на месте корчевки больше ничего и никогда не вырастет.