Он велел выпустить нас и даже придержал дверь, а чтобы никто не вздумал возражать, протянул на прощание руку.

— До скорого, — сказал он каждому.

— Ты зачем это сделала? — потребовал ответа Джастин, как только дверь за нами закрылась. — Я не хочу уезжать без Дэниела.

— Заткнись! — рявкнула Эбби. — Давай вперед. И не вздумай оборачиваться. Мэки наверняка наблюдает за нами.

Мы сели в машину. Никто не проронил ни слова.

— Итак, — произнес наконец Раф, нарушая молчание, от которого у меня уже свело зубы. — О чем вы разговаривали с ним на этот раз?

От меня не скрылось, как он весь напрягся, прежде чем обернуться ко мне.

— Не заводись, — осадила его Эбби.

— Но почему Дэниел? — не унимался Джастин. Он вел машину как какая-нибудь выжившая из ума старушенция: то летел сломя голову — оставалось лишь молить Господа, чтобы нас не остановил патрульный, — то тащился на черепашьей скорости. Голос звучал так, будто он вот-вот расплачется. — Что им нужно? Вдруг его арестовали?

— Нет, — твердо успокоила его Эбби. Разумеется, точно знать она никак не могла, однако плечи Джастина поникли еще больше. — С ним все в порядке. Можешь не волноваться.

— С ним всегда все в порядке, — произнес Раф, обращаясь к окну.

— Он знал, что рано или поздно так и будет, — заявила Эбби. — Единственное, чего он не знал, к кому конкретно прицепятся в полиции. Он предполагал, что скорее всего к Лекси, или Джастину, или к обоим сразу, но был уверен, что нас постараются расколоть.

— Ко мне? Почему именно ко мне? — Казалось, с Джастином вот-вот случится истерика.

— Ради всего святого, Джастин, угомонись! — огрызнулся Раф.

— Да успокойтесь вы, — прикрикнула Эбби, — а не то нас сейчас остановят! Просто нас решили на всякий случай хорошенько встряхнуть в надежде на то, что мы что-нибудь расскажем.

— Но почему они считают?..

— Кому сказано, немедленно прекрати! Потому что именно этого они и добиваются: чтобы мы ломали головы над тем, зачем им все это понадобилось. Они хотят, чтобы мы психанули и все выложили. Не надо играть им на руку.

— Если мы позволим легавым перехитрить нас, — заявил Раф, — нас тотчас упекут за решетку. Что ж, в таком случае нам там и место. Но клянусь, мы не такие тупые, как…

— Прекратите! — заорала я и со всей силы стукнула кулаком по спинке переднего сиденья. Джастин ахнул и с испугу так крутанул руль, что мы едва не слетели с дороги. — Довольно, кому говорят, тут вам не соревнования! Речь идет о моей жизни, так что никакая это не игра. Господи, как я вас всех ненавижу!

В довершение спектакля я закатила истерику со слезами. Я не плакала вот уже несколько месяцев, не проронила и слезинки, когда рассталась с Робом. И вот сейчас я ревела, но не по своей загубленной карьере в убойном отделе, не по провалившейся операции «Весталка». Прижав рукав джемпера ко рту, я лила горькие слезы, оплакивая Лекси во всех ее ипостасях. Оплакивала младенца, которому не суждено было появиться на свет; Эбби, танцующую на залитой лунным светом лужайке; Дэниела, любующегося ею; пальцы Рафа, пробегающие по клавишам рояля; Джастина, целующего меня в лоб. Оплакивала все то, что я сделала ради них и что еще намеревалась сделать, и еще целый миллион других вещей, даже бешеную скорость машины, которая везла нас.

Спустя какое-то время Эбби полезла в бардачок и передала мне упаковку бумажных салфеток. Окно рядом с ней было открыто, в него, словно играя верхушками деревьев, с ревом врывался ветер, и все вокруг поражало такой умиротворенностью, что я все плакала и плакала.

Как только Джастин завел машину в гараж, я тотчас выпрыгнула вон и помчалась к дому — только пятки сверкали. Никто даже не окликнул меня. Я засунула ключ в замок, оставила дверь качаться на петлях и, громко топая по ступеням, бросилась в свою комнату.

Мне показалось, минула целая вечность, когда я наконец услышала, как другие тоже вошли в дом — дверь закрылась, шаги и приглушенные голоса, сначала в холле, затем в гостиной, — хотя на самом деле не прошло и минуты. Я проследила по часам. По моим прикидкам, им следовало дать минут десять. Если меньше, у них не будет времени сравнить допросы, а это был их первый шанс за весь день, и по-настоящему запаниковать. Если дать больше — глядишь, Эбби соберется с духом и начнет строить остальных.

В течение этих десяти минут я прислушивалась к доносившимся снизу голосам — приглушенным, но с явственными истеричными нотками — и наконец решилась. В окно моей спальни лился яркий полуденный свет, заполняя собой все пространство комнаты. Я ощущала себя легкой как перышко, повисшее в янтаре, и каждое мое движение было четким, ритмичным и размеренным, словно некий ритуал, к которому я готовилась с рождения.

Казалось, руки мои жили какой-то собственной жизнью, разглаживая пояс, надевая его на талию, заталкивая торчащий край в джинсы, засовывая на место пистолет, причем с поразительной точностью движений и спокойствием. Когда-то, в прошлой жизни, я уже думала про этот день — в моей квартирке, когда я только-только примерила на себя вещи Лекси. Тогда ее юбки и кофты показалась мне сродни броне или каким-то церемониальным одеждам. Мне почему-то даже захотелось расхохотаться в голос — от счастья.