Наступила неловкая тишина.

В самом дальнем углу, завернувшись в поношенную кофту, сидела старая женщина. Бледное, будто обсыпанное мукой, лицо хранило горделивую невозмутимость. И только губы, старательно выкрашенные в ядовито красный цвет, иронично улыбались.

— Ваше приглашение? — тучный охранник перекрыл собой вход. И вроде бы ничего особенного, а не пройдешь. Не загрызет, так шокером завалит.

Филипп Бредосович оглянулся и сделал знак своим секьюрити, однако те не шевельнулись. Вокруг щелкали вспышками фотоаппараты, сновали журналисты, дергались видео-камеры.

— Вы не видите, кто перед вами?

— Вижу. Хомо сапиенс. Ваше приглашение?

— Нас пригласили! — Маша послала широкую улыбку и поправила чайную розу на обширной груди.

— Тогда у вас должно быть приглашение! — невозмутимо сказал охранник. — Не загораживайте проход, дайте людям пройти.

— У нас есть приглашение!

— Покажите.

— Оно у нашего пресс-секретаря, — начал накаляться певец.

— Давайте сюда вашего пресс-секретаря.

— Шас! — палец нервно выбил на трубке номер. — Карина! Быстро сюда, рыба моя! Нас не пускают! Что? Как на х… А не пошла бы ты туда сама? Что? Только со мной? Сука!

— Вы не видите, кто перед вами?

— Ваше приглашение?

— Михал Иваныч! Это дирекция звонит. Просит выписать пропуск какой-то Потутиной и какому-то Бредосовичу.

— Вот видите, вам, оказывается, не нужно приглашение. Вам нужен пропуск. К тому окошечку подойдите, там сделают. Только паспорт не забудьте предъявить.

— У меня нет паспорта, — растерянно проговорил певец.

— А что у вас тогда есть, мужчина? — без тени юмора поинтересовался какой-то дородный мужчина, обнимавший симпатичную спутницу.

— Миша, ты не узнал? Это же Бредосович!

— Ну и? если у него нет паспорта, то он бомж, даже, если и Бредосович!

— Он поет…

— А я нефтью торгую.

Вспышки фотокамер. Диктофоны журналистов. Бесстрастные камеры всех телеканалов. Полный пиар!

— Готовы? — надушенный и напомаженный Эдик оглядел всю компанию.

В ответ — напряженное молчание. Ада вдруг всхлипнула и затравленно посмотрела на него.

— Не волнуйтесь! Все будет хорошо! Сейчас вас проводят и рассадят по местам. Через пятнадцать минут мы начинаем.

— А маски?

— Потом, друзья мои, все потом, — отмахнулся Коробков. — Вы только не волнуйтесь, ведите себя естественно. Все остальное беру на себя. Мой ассистент вам все расскажет.

Пухленькая девчушка поманила за собой:

— За мной.

Длинный полутемный коридор, опутанный проводами. Запах плесени и тлена.

— У нас тут передача о растениях снимается, — не оборачиваясь объяснила девушка. — Сегодня лилии снимали. У операторов голова разболелась. Тяжелый запах. Вы не находите?

Марина ойкнула, запутавшись в каких-то перекладинах, ни Мазурик, ни Вадим не поддержали. На помощь пришла Светлана Борисовна:

— Осторожнее, Мариночка, расшибетесь. Лучше по краешку и медленно…

— Вы меня знаете? — удивилась Марина.

— Конечно. Вы — Марина Селезнева. Ваш муж у нас часто бывает.

— Понятно. Питер — город маленький.

— Если вдуматься, то и мир не больше. Левее и голову наклоните, иначе ударитесь.

Вправо. Вверх, Вниз. Еще один коридор, намного уже предыдущего. Обтянутый черным крепом. Душно. Жарко. Страшно.

— Ну, вот мы и пришли, — жизнерадостно возвестил Вергилий в женской юбке. — Сейчас вас рассадят и прикрепят микрофоны. Удачи!

— Раз-раз-раз… Скажите что-нибудь в микрофон!

— А что сказать?

— Да что угодно!

— Вы не пройдете всей сути идиотизма, пока не пройдете через него, но пройдя, вы имеет полное право сказать: "Черт возьми, а теперь я этим воспользуюсь!"

— Интересная сентенция, Семен Петрович. Откуда, если не секрет?

— Гарднер Дозуа.

— А кто это?

— Молодежь, молодежь…

— Понятно — он не нашего круга. Раз-раз-раз, скажите что-нибудь в микрофон!

— А что сказать?

— Да что угодно!

— Смерть — это победа! Вам этого достаточно.

— Интересная сентенция, Ада Александровна! Откуда, если не секрет?

— Путь самурая. Одна из трактовок. По некоторым данным, не точная.

— О! А! У! Любопытное у вас настроение. Раз-раз-раз, скажите что-нибудь в микрофон!

— А что сказать?

— Да что угодно!

— Хлынула кровь в покоях Синей Бороды, — на бойнях, — и в цирках, где окна бледнели под вставшим в зените господним тавром. Кровь и молоко лились.