— Но ты вовсе не такой, Дэвид. Ты не должен здесь сидеть. Я верю, что ты ни в чем не виноват. Правда, верю. — Я беру его за руку.

Люди, которым еще не предъявлено обвинение, имеют право на вольности по сравнению с теми, чья вина уже доказана. И на том спасибо.

— А может, напротив, подходящее для меня место, Джулия. — Дэвид сжимает мою ладонь, обнимает своими руками. Точно так же Марри обнимает ладонями ручки Флоры. — Мне очень жаль.

— Только не сдавайся! — твердо говорю я.

Но когда он закрывает глаза и отворачивается, под кожу просачивается первая капля сомнения.

После ареста Дэвида мне остается только ждать. Марри пообещал, что займется формальностями. Он утешал меня, пока его не вызвали в комнату для допросов. Он утверждал, что, возможно, после допроса у полицейских не окажется достаточно улик, чтобы возбудить дело. Пока он говорил с Дэвидом и общался с полицейскими, я привезла его костюм и все остальное, о чем он просил.

— Иди домой и поспи, Джулия. Ты должна отдохнуть. Ради детей, — бодро предлагает Марри. Словно ему в радость защищать Дэвида. Мне хочется верить, что он сделает все, что сможет, но ситуация абсурдная. Утром обзвоню лучшие адвокатские фирмы, какие смогу найти.

— Если бы Шейла позволила тебе объяснить, она бы не заставила тебя взяться за это дело. — Я жду, когда он со мной согласится.

Марри подносит руку к моему лицу, будто собираясь погладить по щеке, но тут же роняет.

— Доверься мне, — только и произносит он.

Слова хрупкие, точно крылышки мотылька.

Его зовут.

«Однажды я тебе доверилась», — думаю я, но вслед шепчу:

— Спасибо.

Я так и не смогла заснуть. Рано утром позвонил Марри.

— Джулия. — Он молчит, словно не зная, как преподнести новость. — Дэвиду предъявили обвинение.

— Правда? — Я понимала всю серьезность положения, но так надеялась услышать утром, что все разъяснилось. — В чем?

— В нападении на Грейс. В нанесении тяжких телесных повреждений. В покушении на убийство.

— Но ты же говорил, у них недостаточно улик для обвинения!

— Сегодня утром он предстанет перед судом магистрата.

Я засыпала Марри вопросами, но получила лишь уклончивые ответы. Он не хотел меня расстраивать.

— Прости, — вздохнул он в трубку. — Дело ведь еще не закончено.

— Его ждет суд присяжных? — как можно спокойнее спрашиваю я.

И представляю, как Марри на том конце провода кивает головой, подтверждая худшие мои опасения. Он коротко прощается.

Дэвид предстает перед мировым судьей. Под залог его не выпустили. Как мы и боялись, его будут судить присяжные. Я ничего не могла сделать — ни позвонить, ни передать ему одежду. В закрытом фургоне Дэвида перевезли в тюрьму «Уайтгейт». Он быстро вошел в мою жизнь, но так же быстро его вырвали из нее.

После того как репортеры пронюхали об аресте, у здания суда собралась разъяренная толпа. Я влетаю внутрь, накинув на голову куртку, а на выходе спотыкаюсь о каменные ступеньки. Я учительница — учительница девочки, на которую напали, — и в то же время связана с мужчиной, подозреваемым в этом преступлении. Все жители страны уже полюбили Грейс. Если станет известно, кто я, журналисты начнут за мной охоту, как, несомненно, и директор нашей школы. Город наводнен репортерами всех мастей, телекамеры на каждом шагу. По всей Англии родители хотят знать, что их дети в безопасности. А я хочу, чтобы Дэвид вернулся.

— Я сделал все, что мог, Джулия.

Марри выглядит изможденным. Вместо того чтобы страдать похмельем, ему пришлось присутствовать на допросе, затем разбираться с выдвинутым обвинением и, наконец, выступать в суде. Поспать ему так и не удалось. В последнее время столько всего произошло, что я сама, должно быть, выгляжу не лучше.

— Но это еще не конец. Я подам апелляцию. Посоветуюсь со старшими партнерами, с коллегами и постараюсь выиграть в суде.

Я забираю детей из школы. Вскоре на ферму приходит Марри.

— Я остаюсь здесь, хочешь ты того или нет, — заявил он, как только я открыла дверь. — Если ты права насчет Дэвида и он ни в чем не виноват, то поблизости бродит безумец, которому арест развязал руки. И если ты не пустишь меня в дом, я поселюсь в амбаре. — Он просунул в дверной проем ботинок, словно вонзив его в мое сердце. — Разве ты сможешь заснуть, зная, что я замерзаю в сарае? — Его улыбка уносит меня на тысячу лет назад. Во всяком случае, мне кажется, что это было тысячу лет назад.

Я неохотно застилаю кровать в свободной комнате, пока Алекс радостно скачет по дому, во весь голос распевая, что мама снова любит папу. С этой минуты мы будто исполняем затейливый танец: порхаем между воспоминаниями и необходимостью чистить зубы, готовить еду, вальсируем через надвигающийся развод и отступаем в сторону от мысли о том, как он отразится на детях. Мы с Марри расстались летом — и вот, хоть и ненадолго, снова поселились вместе. Самое странное, что мы оба воспринимаем это довольно обыденно.

— Хочу вернуться в Или, — говорю я Марри воскресным вечером.

Решение далось мне нелегко. В то утро я навещала маму — впервые с тех пор, как ее положили в лечебницу. Было большим облегчением узнать, что о ней хорошо заботятся.

— Детям нужна стабильность. В последнее время я слишком часто подкидывала их то Надин, то друзьям, учитель Алекса пожаловался, что у него проблемы с поведением. На Алекса это совсем не похоже.

Мы дружно вздыхаем.

— А что будет с Бренной и Грэдином?