Беккет Сэмюэль
Шрифт:
Хамм. Спроси у моего отца, хочет ли он послушать.
Клов подходит к мусорным ящикам, поднимает крышку того ящика, где сидит Нагг, наклоняется, заглядывает внутрь. Пауза. Клов выпрямляется.
Клов. Он спит.
Хамм. Разбуди его.
Клов наклоняется, нажимает на кнопку будильника, будильник звонит и будит Нагга.
Говорит неразборчиво. Клов выпрямляется.
Клов. Он не хочет слушать твою историю.
Хамм. Я дам ему конфету.
Клов наклоняется. Говорит неразборчиво. Клов выпрямляется.
Клов. Он хочет карамельку.
Клов наклоняется. Говорит неразборчиво. Клов выпрямляется.
Клов. Годится. (Идет к двери.) Мы видим руки Нагга, которыми, тот цепляется за край ящика. Потом появляется голова.
Клов открывает дверь, оборачивается.
Ты веришь в будущую жизнь?
Хамм. Моя всегда такой и была.
Клов выходит, громко хлопая дверью.
Вот так-то! Как я его! Прямой удар в челюсть.
Нагг. Я слушаю.
Хамм. Мерзавец! Зачем ты меня породил?
Нагг. Откуда мне было знать.
Хамм. Что? Что ты должен был знать?
Нагг. Что получишься ты. (Пауза.) Ты мне дашь карамельку?
Хамм. После того, как ты послушаешь.
Нагг. Клянешься?
Хамм. Да.
Нагг. Чем клянешься?
Хамм. Клянусь честью.
Молчание. Оба смеются.
Нагг. А может, две?
Хамм. Одну.
Нагг. Одну для меня и одну…
Хамм. Одну! Замолчи! (Пауза.) На чем я остановился? (Пауза. Мрачно.) Все кончено, с нами покончено. (Пауза.) Это кончится. (Пауза.) Потом не будет и голоса. (Пауза.) Как будто капля воды капает и капает у меня в голове, с того самого времени, когда там еще был родничок. (Приступ веселости у Нагга, но он с ним справляется.) И капает всегда в одну и ту же точку. (Пауза.) Может, это маленькая жилка. (Пауза.) Маленькая вена. (Пауза. Более оживленно.) Ну ладно, пришло время истории; на чем я там остановился? (Пауза. Специальным, поставленным голосом рассказчика.) Этот человек медленно подползал ко мне на животе. Потрясающе бледный и худой, казалось, что он вот-вот… (Пауза. Обычным голосом.) Нет, это я уже рассказывал. (Пауза. Голосом рассказчика.) Было слышно лишь долгое молчание. (Обычным голосом.) Это я неплохо сказал. (Голосом рассказчика.) Я спокойно набил трубку, — настоящую, наборную, — набил ее… предположим, капитанским табаком, пару раз затянулся. Ах! (Пауза.) Ладно, что вам еще угодно? (Пауза.) Насколько я помню, день был поразительно холодный, термометр показывал нуль. Но поскольку приближалось Рождество, в этом не было ничего… исключительного. Погода по сезону, иногда такое случается. (Пауза.) Ну что ж, говорю я, что за ненастный ветер занес тебя сюда? Он поднял ко мне свое лицо, почерневшее от грязи и пролитых слез. (Пауза. Обычным голосом.) Пойдет, это неплохой пассаж. (Голосом рассказчика.) Нет, не смотрите на меня, не смотрите на меня! Он опустил глаза, бормоча что-то, по-видимому извинения. (Пауза.) Я слишком занят, говорю я, знаете ли, готовимся к празднику. (Пауза. С нажимом.) Но какова же цель этого вторжения? (Пауза.) Насколько я припоминаю, солнце в тот день было замечательное, гелиометр показывал пятьдесят; впрочем, оно уже садилось, садилось там… у этих мертвецов. (Обычным голосом.) Это я неплохо сказал. (Голосом рассказчика.) Ну что ж, ну что ж, говорю я, подайте ваше прошение, у меня еще столько забот впереди. (Обычным голосом.) Вот так надо выражать свои мысли на настоящем французском языке. Ну ладно… (Голосом рассказчика.) И в этот момент он решился. Мой ребенок, говорит он. Ай-яй-яй, ребенок, как это дос-с-садно. Мой мальчик, говорит он, как будто пол тут что-то значит. А откуда он сам, спрашиваю я? Он назвал мне эту дыру. Добрых полдня добираться, если верхом. И не рассказывайте мне сказки, говорю я, все равно не поверю, что там еще кто-то остался. Тем не менее! Нет, говорит он, никого не осталось, кроме него самого и ребенка, — если, конечно, предположить, что тот вообще существовал. Ну ладно. Я уже справлялся о положении дел в Кове, по ту сторону залива. Ни одной живой души, ни одной кошки не осталось. Ну ладно. И вы пытаетесь убедить меня в том, говорю я, что вы оставили там своего ребенка, совсем одного, да к тому же еще и живого? Ничего себе! (Пауза.) Насколько я помню, ветер был страшный, анемометр показывал сто. Ветер вырывал с корнем мертвые сосны и уносил их… прочь. (Обычным голосом.) Это вышло слабовато. (Голосом рассказчика.) Ну давайте же, давайте же, говорю я, чего вы от меня хотите, в конце-то концов, мне уже пора зажигать свечи. (Пауза.) Короче, наконец я понимаю, что он просит у меня хлеба для своего ребенка. Хлеба! Нищий лоботряс, конечно, как всегда и бывает. Хлеба, говорю я? Но у меня нет хлеба, он вреден для пищеварения. Ладно. Тогда, может, зерна, говорит он? (Пауза. Обычным голосом.) Этот пассаж годится. (Голосом рассказчика.) По правде говоря, зерно у меня было, лежало себе в амбарах. Ну подумайте, подумайте сами, говорю я. Я дам вам зерна, килограмм или полтора, вы отнесете зерно ребенку и сварите ему, — если он еще жив, конечно, — отличную кашку.
Нагг живо реагирует на это слово.
Миску отличной кашки, или даже полторы; получится очень питательно. Ладно. Щеки у него снова порозовеют, — может быть. А потом? (Пауза.) Тут я почувствовал настоящую дос-с-саду. Ну подумайте, подумайте сами, говорю я; вы ведь все равно здесь, на земле, от этого нет спасения! (Пауза.) Насколько я припоминаю, погода в тот день была крайне сухая, гигрометр показывал нуль. Просто мечта, при моем-то ревматизме. (Пауза. С воодушевлением.) И в конце-то концов, говорю я, на что вы надеетесь? На то, что земля возродится весной? На то, что моря и океаны наполнятся рыбой? На то, что на небе пока еще хватает манны для всех болванов вроде вас? (Пауза.) Понемногу я успокоился; успокоился настолько, что смог поинтересоваться, сколько времени ему понадобилось на дорогу сюда. Три полных дня. И в каком же состоянии он оставил ребенка? Тот крепко спал. (С нажимом.) Но к этому времени, что это был за сон, что это был за сон, я вас спрашиваю? (Пауза.) Короче, в конце концов я предложил ему пойти ко мне в услужение. Он меня тронул своими несчастьями. И к тому же я полагал, что мне уж и самому недолго осталось. (Смеется. Пауза.) И что же? (Пауза.) И что же? (Пауза.) А ведь здесь, если соблюдать осторожность, он мог бы умереть прекрасной смертью, своей смертью, и ноги были бы в тепле. (Пауза.) И что же? (Пауза.) Кончилось тем, что он спросил, не соглашусь ли я взять и ребенка, — если, конечно, тот был еще жив. (Пауза.) Этой минуты я и ждал. (Пауза.) Не соглашусь ли я взять и ребенка… (Пауза.) Он и сейчас стоит у меня перед глазами — на коленях, упершись руками в землю, все глядит на меня своими безумными глазами, — хотя я прямо высказал ему все, что думаю по этому поводу. (Пауза. Обычным голосом.) На сегодня хватит. (Пауза.) Мне не надолго хватит теперь этой истории. (Пауза.) Разве что я введу в нее новых персонажей. (Пауза.) Вот только где их взять? (Пауза.) Где их искать? (Пауза. Свистит.) Входит Клов.
Помолимся Господу.
Нагг. А моя карамелька!
Клов. На кухне крыса.
Хамм. Крыса! Разве остались еще крысы?
Клов. Есть одна на кухне.
Хамм. И ты ее не убил?
Клов. Наполовину. Ты нам помешал.
Хамм. Она не убежит?
Клов. Нет.
Хамм. Ты еще успеешь ее прикончить. Помолимся Господу.
Клов. Еще раз?
Нагг. Моя карамелька!
Хамм. Сперва Господь! (Пауза.) Вы готовы?
Клов (смирившись). Ну давайте.
Хамм (обращаясь к Наггу). А ты?
Нагг (начинает тараторить, сложив руки и закрыв глаза). Отче-наш, иже еси на…
Хамм. Молчать! Помолчите! Хоть немного соблюдайте приличия! Давайте.
Застывают в молчании, похоже, что они молятся. Хамм не выдерживает первым.
Ну и как?
Клов. К черту, ничего не выходит! А у тебя?
Хамм. Ни черта! (Обращаясь к Наггу.) А у тебя?
Нагг. Подожди. (Пауза. Открывает глаза.) Без толку!
Хамм. Вот сволочь! Он не существует!
Клов. Еще нет.
Нагг. Моя карамелька!