Шрифт:
«Но кто спасет меня сейчас?»
Вода напирала, потоки ее неслись сквозь него. Он не мог вдохнуть и выгнулся еще больше в поисках воздуха.
«Слишком много…»
Что-то внутри не выдержало и порвалось. Он чувствовал, что часть его вытекает вместе с влагой, освобожденная, украденная, добровольно разделенная часть, — и в то же время что-то входило в него, вплывало по проложенному водой руслу и сворачивалось в груди кольцами.
Наконец вода вылилась из треснувшего сосуда, в который превратилось его тело.
Ладонь Мирин упала с его груди, пальцы на запястье разжались. Он неотрывно смотрел в ее лицо.
Нежная девичья кожа больше не светилась, но голубые глаза все еще смотрели на него, а над островом занимался рассвет, тесня мрачную тьму.
Губы богини задвигались, но не издали ни звука. Тилару показалось, что он прочел слово «жалость», но, возможно, его смутило выражение ее лица.
— Лежите спокойно, настоятельно произнес он, наклоняясь ниже. — Помощь скоро подоспеет.
Слабое движение. Еле заметное покачивание головы и вздох. Губы богини снова приоткрылись, и Тилар склонил голову к ней, чтобы расслышать. Ее дыхание было исполнено благоухания цветущей вишни.
— Ривенскрир, — прошептала богиня.
Рыцарь поднял голову и наморщил в недоумении лоб. Ривенскрир? Он опять склонился к Мирин.
— Что это?
И тут произошло невозможное.
Мирин лежала как и мгновение назад, но теперь весь ее свет погас — не только свечение Милости, но все, что отделяет живое от мертвого. Ее глаза смотрели в небо пустым, слепым взором. Губы остались приоткрытыми, но из них не вырывалось дыхание.
Тилар хорошо знал, что такое смерть. Но здесь и сейчас она была совершенно невозможна. Боги не умирают.
Внезапно раздавшийся звук рога испугал его. Он обернулся как раз вовремя, чтобы заметить приближающуюся со скоростью бури черную тень, и отшатнулся, думая, что возвращается чудовище.
Но нет, на него смотрели горящие поверх масклина человеческие глаза, и тень приняла знакомые очертания. Плащ раздулся, хлопнул и опустился на плечи.
— Перрил, — с облегчением выдохнул Тилар.
Он опасался, что юноша угодил в побоище на площади. Вдалеке снова зазвучал рог, ему вторили крики. Приближалась стража из кастильона.
Юный рыцарь оглядел площадь.
— Что вы натворили? — выпалил он.
Тилар нахмурился:
— Что ты имеешь в виду?
И тут он наконец сообразил, что весь вымазан в крови Мирин. На груди отпечаток ее ладони прожег рубашку, под которой кожа стала такой же черной, как и обгоревшие края ткани. Он потрогал грудь — ожога не было, только черное пятно.
Его пометили.
Тилар вытянул руку:
— Ты же не думаешь, что я…
— Но я видел вас вечером.
— И я тебя видел, так что с того?
Перрил оглядел его с головы до пят:
— Да посмотрите на себя!
Ответ замер у Тилара на губах, когда он наконец понял, что имеет в виду юноша. Он только сейчас ощутил перемены в самом себе: спина его выпрямилась, плечи расправились, а в руки и ноги вернулась былая сила.
— Вы исцелились!
Прежде чем Тилар смог что-либо сказать, на площадь вылетела вооруженная копьями и длинными мечами стража.
Отряд тотчас окружил тело Мирин и стал теснить Тилара, наставив на него мечи.
— Молчите! — приказал ему Перрил. Юноша остался стоять рядом с ним.
Тилар, оценив направленные на него клинки, повиновался.
— Она мертва! — закричал один из стражников.
Другой, отмеченный дубовой ветвью целителя, выбрался из толпы. Его лицо было бледным, а в широко распахнутых глазах стоял ужас:
— Ее сердце… Сердца нет… Его вырвали!
Тилар понимал, как выглядит со стороны: весь покрытый кровью Мирин, а на груди отпечаток ее ладони, словно богиня пыталась его оттолкнуть.
Перрил встал перед Тиларом лицом к стражникам:
— По правилам ордена этот человек — мой пленник!
Его слова встретили сердитые выкрики.
— Никто не причинит ему вреда, пока не будет проведено следствие!
Капитан стражников сделал шаг вперед и плюнул в сторону Тилара. Он процедил лишь одно слово, сразу и проклятие, и обвинение:
— Богоубийца!
Глава 2
Дарт и Щен
Она терпеть не могла вареную капусту.
За полмира от Летних островов Дарт уставилась в тарелку. Она поворошила пальцами кучу капустных листьев, выискивая морковку или, если повезет, кусочек вороньего яйца. Она почему-то верила, что, если съесть много яиц, обостренные чувства воздушных охотниц перейдут к ней.