— Вам было удобно жить, ничего не зная. Потому вы знать ни о чем и не хотели…

— Вот я и наказан за свою глупость! А теперь еще и своего сына убить должен…

— Зачем? — флегматично спросил Калинов. «Кажется, мы подходим к главному», — поду мал он.

— Дело в том, что если Забытая душа убьет Забывшего, она сможет уйти. И душа Забывшего тоже уйдет. Все оказалось бы проще, кабы Игорь имел своих детей. Если бы они его не забыли, мне следовало бы только дождаться его естественной смерти, и память внуков освободила бы нас обоих. А так и я, и его душа обречены на вечную неприкаянность. В общем, считайте, я наказан дважды.

— Я бы наказал вас еще больше… — начал Кали нов и осекся, поняв: все, что он собирается сказать, будет слишком безжалостным.

— Вы вполне можете меня наказать… Не пускайте отца к сыну, и наказание станет бессрочным. Но этим же вы накажете и самого Игоря. Он, правда, об этом знать не будет. Но позднее, после своей смерти, все равно узнает…

— Это вы преследовали его в последние дни?

— Да, я.

— А с его друзьями такая же ситуация? Кажется, Назаров удивился:

— О его друзьях не знаю, я с ними незнаком… А что с ними такое?

— Ну, не знаете и не знайте. Для вашего случая это абсолютно неважно. Экая вы любопытная душа!

— Души как люди, — сказал Назаров. — Они любопытны или равнодушны, веселы или грустны… Вернее, это люди как души. Психологически я не слишком отличаюсь от человека по имени Кирилл Назаров.

— Но все-таки отличаетесь?

— Конечно! Перспектива «вечной жизни» меняет душу. С вашей точки зрения, я вот вполне готов совершить убийство.

— А с вашей?

Назаров невесело улыбнулся:

— С точки зрения Забытого, лишение жизни Забывшего убийством не является. Естественно, в человеческом понимании этого термина… Лишение жизни Забывшего — всего лишь наказание Забытого, но одновременно и освобождение для них обоих… Впрочем, я это, кажется, уже говорил… К тому же, кроме своего несчастного ребенка, Забытый убить больше никого не способен.

— То есть для меня вы безопасны?

— Разумеется, — сказал Назаров и продолжил: — А так как в лишении жизни Забывшего нет никакого насилия, то и квалифицировать это событие как преступление вы не можете.

— Как же это можно — лишить человека жизни без насилия?

— К сожалению, я не сумею вам объяснить. Живой этого не поймет.

«В твоем языке нет понятий, — вспомнил вдруг Калинов. — Где я это слышал?»

Он напряг память, мысленно произнес фразу несколько раз, покатал ее на языке, но из памяти ни чего больше не выплыло. Тогда он встал и прошелся по камере. Подошел к двери, прислушался. За дверью было тихо, по-видимому, стояла ночь. Назаров смотрел на него с надеждой.

— Неужели у вас нет других детей? — спросил Калинов. — Наверное, ведь все равно, какого ребенка вам надо убить?.. Что-то здесь не стыкуется в ваших объяснениях.

Назаров опять невесело улыбнулся:

— Мне приходилось спать со многими женщинами, но они не были такими дурами, как Лидка. Во всяком случае, если бы они родили от меня, я бы сейчас об этом знал. У душ существует некое… чутье, что ли, на своих детей. Я не могу вам этого объяснить.

«В твоем языке нет понятий», — снова вспомнил Калинов.

— Однако дисивер способен вас обмануть.

— Вы имеете в виду то, что я принял вас за Игоря?.. Да, по-видимому, способен. Я незнаком с его устройством.

Калинов сел на койку и задумался. Назаров терпеливо ждал, опустив глаза.

— И, стало быть, вы тогда были способны убить меня? — сказал вдруг Калинов.

— Нет! Не способен!

— А мне показалось, что способны!

— Я вижу, вы мне не верите, — обиделся Назаров. — Но мне нечего больше добавить. Это человек может предоставить доказательства, а у нас, у душ, все так нематериально…

— Скажите, — перебил его Калинов, — а дьявол существует на самом деле или нет?

— Какой дьявол? — изумился Назаров.

— Обыкновенный: с рогами, с копытами, с хвостом… И чтобы серой пахло… И чтобы ему можно было продать душу.

Назаров ответил не сразу, некоторое время он сидел и молча смотрел на Калинова, словно раздумывая: можно ли открыть этому человечку такую большую тайну, не принесет ли это знание ему вреда. Потом сказал:

— Дьявол в самом человеке, это изнанка человеческой души, если хотите — ее антипод. А душа — не товар, так что продать ее нельзя… Вы узнали от меня что-то новое? — В его улыбке проскользнуло ехидство.