— Неплохо. Молодец, — похвалил его полководец и неожиданно предложил, — мне нужен лучник, мой свалился в лихорадке, пойдешь ко мне?

— Пойду, — радостно согласился Наин, а всё время крутившийся рядом Боби, не смея даже заговорить с таким большим командиром и, слыша всё о чем, они говорили, отчаянно показывал Наину знаками, чтоб он попросил и за него. К его сожалению, тот даже не заметил его знаков, чем до слёз расстроил маленького бойца.

Айс кивнул Наину, заскакивай в колесницу, и тронул лошадей.

Когда они проезжали мимо дома Наина, он гордый собой и из желания покрасоваться перед Фуидж, попросил Айса остановиться на минутку, чтобы попрощаться с родственниками на случай, если он до отъезда не сможет попасть домой, но Айс даже не посмотрел на него и проехал мимо.

— Дел много, — помолчав немного, ответил он, — ночью, на пару часов сходишь, а рано утром выступаем.

И правда, когда луна была уже высоко, Айс, наконец, угомонился и, закончив бесчисленные проверки, отпустил Наина домой.

Стоило Наину зайти в дом, как тут же он услышал всхлипывание женщин. Мать и жена кинулись к нему, и перешли со всхлипывания на вой. Это Боби, как всегда всё знавший, похвалился, что его Наин будет служить у самого командира лучником и как Наин попал в пальму с расстояния в полкилометра, а может и больше.

Бахан, пришедший домой перед самым Наином, поморщился от плача женщин, потерпел немного, а потом вдруг как рявкнул, что они испуганно замолчали.

— Что вы клухи развылись, как по покойнику! Цыц я вам говорю! Если не Наин, если не другой чей-то сын и муж пойдут воевать за Египет, то кто я вас спрашиваю? На то он и мужчина чтобы защищать вас и страну от врагов и будь я помоложе, то тоже без раздумья пошёл бы в ряды армии. Садись сынок за стол, а вы клухи живо накрывайте на стол.

Женщины прекратили плакать, но, продолжая всхлипывать, засуетились вокруг стола, а Бахан, сам переживающий за Наина, продолжал ворчать на них, чтобы скрыть своё волнение от остальных.

— Вот клухи, раскудахтались, — продолжал он ворчать.

Тут его внимание привлёк Боби укладывающий рыбацкий мешок, который он всегда брал на рыбалку и в котором можно было найти все принадлежности рыбака: крючки, конский волос, сухие наживки и прочую дребедень.

— А ты чего это на ночь глядя на рыбалку собрался? — переключился на него Бахан, — вам сорванцам дня не хватает? Живо спать.

— Я не на рыбалку, — прямо глядя на отца, ответил Боби, — я с Наином воевать ухожу.

Отец опешил, все замерли, и в доме настала тишина.

— Я тебе уйду, — взорвался Бахан, — я тебе так уйду, что на задницу неделю не сядешь, и стал снимать сандаль, чтобы на деле доказать это, а Боби не дожидаясь его доказательств, схватив мешок, выскочил из дома.

— Лучше вернись, — кричал отец с крыльца, — не то утром я тебе все уши поотрываю.

Все два часа, что Наин был дома, они по очереди выбегали из дома и звали Боби, но тот, видимо испугавшись наказания, притаился где-то рядом и не подавал ни звука.

Пришла пора прощаться. Наин поцеловал мать, обнял отца и долго стоял, прижав к себе плачущую Фуидж.

— Не плачь милая, — говаривал он, — ты меня отчаянного знаешь. Я обязательно скоро вернусь и тогда не оставлю тебя ни на минуты, ещё и надоем.

Дочка мирно спала, и Наин погладил её по руке: — Спи малышка.

Подняв мешок приготовленный ему женщинами, Наин удивился его весу, видимо они постарались напихать туда столько провизии, сколько позволяла завязка. Не желая их расстраивать и перетряхивать мешок, Наин взвалил его на плечи, и они вышли из дома. Бахан решил проводить сына и заодно поискать этого неслуха Боби. Запретив женщинам провожать их дальше калитки, вою не оберешься, они двинулись с Наином к месту сбора, удаляясь, всё дальше и дальше, от двух плачущих женских фигур застывших у родной калитки.

С первыми лучами солнца отряд Айса выступил из города, а Бахан вернулся ненадолго домой так и не найдя Боби.

Население Египта, на поддержку которого так рассчитывал Аарон, не пошло за ними и та банда Осии, которую он гордо называл армией революции, не олицетворяла собой весь народ, а скорее представляла худшую, авантюристическую часть еврейского населения. Даже его отец отвернулся от него(1).

После того, как Аарон вдохновенно рассказал отцу цели и задачи великой революции, он хмуро посмотрел на него и сказал: — Видимо я мало бил тебя в детстве Аарон, а может быть и много, что выбил тебе мозги, если ты не можешь понять одного. Только безумец может подумать, что жизнь народа напрямую зависит от Фараона, от того добрый он или злой. Только глупец, каким, к сожалению, являешься ты, может поверить, что, помахав мечом можно изменить уклад жизни. Что ж Аарон, вы выбрали свою дорогу, только запомни сынок, поднявший меч уже никогда не сможет вложить его в ножны, ему придётся либо сражаться, либо умереть. В тот день Аарон не понял этих слов отца и только сегодня, когда армия Осии после недельной осады Главного храма так и не смогла его взять, он словно прозрел и ужаснулся, представив себе своё будущее. Конечно, их сомнут. По всему Египту проходит мобилизация и стоит подойти армии Фараона, а, по словам некоторых она уже довольно близка, как их всех перевешают. Меня ладно, заслужил, поверив этому пророку, а вот сыновей жалко. Выходит, они погибнут только потому, что их отец оказался безмозглым идиотом и втянул их в эту авантюру. А может всё — таки они возьмут этот проклятый храм и покончат с этим тираном? Было бы здорово, и тогда у каждого появилась бы надежда на спасение. Но дело в том, что доблестная