Присмотревшись, он заметил, что желтая гора загадочным образом парит над каменным океаном: полоска бирюзового неба между основанием желтой горы и белесой рябью океана видна была совершенно отчетливо.

Картины, открываемые сном, чаровали, и Мах откровенно наслаждался ими. Но ко всему хорошему быстро привыкаешь, и хочется еще, еще и еще… Дело было в том, что на всем протяжении своего сна он стоял словно вкопанный на одном месте. Такое положение позволяло ему разглядеть лишь половину окружающего великолепия, о том же, что у него за спиной, он мог лишь догадываться.

Движимый непреодолимым любопытством, рыцарь попытался повернуться, но лишь попытался: едва он шевельнулся, как оба океана вдруг вспучились и обрушили на него исполинские волны — сперва водяную, потом каменную.

— Не-ет! Не хочу! Эй, кто-нибудь!.. Скорее! Помогите! Тону-у-у!!!

Мах наконец-то совсем пробудился от чудесного сна, нежданно-негаданно обернувшегося жутким кошмаром, вскочил и затравленно огляделся. Впрочем, «огляделся» — не то слово: в молочно-белом туманном мареве, что его окружало, не видно было даже собственного плеча. Зато твердая земля под ногами внушала уверенность, и это было весьма кстати для рыцаря, едва сбросившего путы ужасного видения. В принадлежности молодого человека к благородному сословию не было сомнений: это однозначно подтверждал меч, чей хищный клинок грозно выглядывал из-под его плаща.

«А видение ли это было? Одежда-то на мне насквозь промокла, хоть отжимай. Кто его знает… Может, это всего лишь проделки мокрого тумана, а может, меня и впрямь только что плющили страшные валы — водяной и каменный…»

— Эй, ты! Чего примолк? Давай-ка вякни еще разок-другой. А то я за четыреста лет страсть как соскучился по человечьей речи, — прервал чреду неспешных умозаключений визгливый старческий голос.

Солнце поднималось быстро, и туманная пелена истончилась, а местами и вовсе рассеялась. Нарушитель уединения обнаружился именно на такой проплешине шагах в пяти-шести от Маха. В немощной стариковской фигуре, сгорбленной несчетными летами, не было ни малейшей угрозы для юного богатыря, но тот на всякий случай положил руку на эфес.

— Где это я? И кто ты такой? — спросил Мах пусть и не совсем учтиво, но зато кратко и по существу.

Физиономия дедка расплылась в заискивающей улыбке.

— О молодой и сильномогучий герой, прости, но по поводу нашего местопребывания у меня нет никаких соображений. Что же касается моего имени, изволь: дед Пузырь, весь к твоим услугам.

— Как-как? Может, я ослышался? Пузырь, ты сказал? — Губы молодого рыцаря сами собой начали растягиваться в озорную усмешку.

— А ну-ка, прекрати кривляться! — возмущенно загнусавил дедок. — За меч чуть что хвататься — этому, как я погляжу, тебя хорошо научили, а вот старших уважать… Ну да ничего, я и не таких мордоворотов обламывал. Сейчас будет тебе фокус-покус. Верь слову: мало не покажется и добавки не попросишь!..

Яростные свои угрозы старик сопровождал энергичной и чрезвычайно забавной жестикуляцией, так что Мах просто не в силах был удержаться от истерического хохота. И рад бы остановиться — но куда там! И чем бледнее делался от ярости Пузырь, тем сильнее багровел от хохота рыцарь. Но вдруг…

В желтых глазах старика полыхнула крохотная оранжевая молния, и в следующее мгновенье Мах уже отчаянно молотил в воздухе руками, стараясь удержаться и не упасть с высоты, — а было ее локтей пятьсот. Забавный старикан мигом вылетел из головы. Веселость как рукой сняло, глумливая улыбка сменилась гримасой неподдельного ужаса… Разум, не в силах объяснить, что случилось, елозил кругами по простому, казалось бы, вопросу: «Как это меня занесло на край пропасти? Ведь не было ни порыва ветра, ни землетрясения. Я только что стоял на ровной каменной плите, птички пели, светило солнышко…»

Собрав всю свою волю, Мах наконец оторвал взор от пропасти и заставил глаза смотреть на облака. Когда гипноз бездны стал ослабевать и ноги, почти окаменевшие от страха, вновь обрели способность шевелиться, ему удалось отойти от края шага на три, и он опустился на камень в полном изнеможении.

— То-то… Будешь теперь знать, как над стариками потешаться. — Дед Пузырь силился изобразить злорадство, но во взгляде его читалось искреннее сочувствие. — Мах, ты только это… того… не молчи. Я ведь все понимаю. Такие скачки любого проймут, да и с пропастью я малость перебрал. Но ты ведь и сам виноват: нечего было меня дразнить. Да не молчи ты! Ругнись хотя бы, что ли. Если хочешь, можешь даже мне по уху звездануть. Оно, конечно, мне это будет — что ежику колючка, но тебе, глядишь, и полегчает.

— Ну что ты, дед, несешь? Какой ежик? Какая еще колючка? Заклинаю всем святым, скажи, что это было?! — взмолился рыцарь.

— Ах да! — Странный дед всплеснул руками, звонко хлопнув себя по макушке, и неожиданно покаялся: — Вот ведь склероз проклятый — сто раз себе наказывал: первым делом надо все как есть растолковать человеку, а сам снова заболтался. Ой, не говори, старость не радость! Прощения прошу, сейчас все встанет на свои места… Начнем с того, что тебе наверняка стерли воспоминания о годах, проведенных в колдовской Школе Ордена Светотеней. Не бойся, ни на здоровье, ни на самочувствии это совершенно не отражается. Не ты первый, не ты последний, они со всеми своими выпускниками так обходятся. Понятия не имею, зачем им это надо, наверное, опасаются, что запомните адрес, зачастите в гости, да еще ватагу приятелей с собой притащите. А чародеи, знаешь ли, предпочитают уединение. Впрочем, все навыки и знания, обретенные в Школе, выпускник, насколько мне известно, уносит с собой, и лучшее тому подтверждение — самообладание, благодаря которому ты только что устоял на краю пропасти… Ну, как говорится, поздравляю с успешным окончанием Школы! Теперь ты — призрачный воин, а я — твой преданный призрак.

На последней фразе дед Пузырь по-стариковски всхлипнул, смахнул невидимую слезу и уставился на ошарашенного Маха озорным взглядом.

— Школа Ордена Светотеней? Уничтожили воспоминания? Мой личный призрак? — растерянно бормотал рыцарь.

Пузырь жизнерадостно агакнул и, дабы хозяин не сомневался боле, сделался полупрозрачным, оттолкнулся ногами от каменной плиты и завис в воздухе.

Дедок, похоже, ожидал восторгов, но Мах вскочил на ноги с перекошенным лицом и крепко сжатыми кулаками: