Но Рибо еще не сознавал второй специфической особенности репродукции чувств — того, что репродуцированное чувство несравненно меньше отличается от первичного, чем зрительный образ от зрительного восприятия. Его трудно обвинять в этом: еще не была детально исследована обонятельная память, еще не были открыты эйдетические явления, ещё физиологические и неврологические представления, особенно что касается чувств (не говоря уже об эйдетизме), были довольно примитивными сравнительно с современными. Но эта ошибка Рибо делает из всех приводимых им аргументов психологические аргументы самыми слабыми, особенно там, где он старается отстоять, что отнесение к прошлому — существенный признак памяти». Это бесспорно, поскольку речь идет о зрительных образах, и потому еще Аристотель, считавший, что предмет памяти — образ, очень подчеркнул это. Но этого не бывает сплошь и рядом не только при репродукции чувств, но и при обонятельной памяти, где, как это демонстрирует богатый материал, собранный Геннингом, субъект считает репродуцированный запах чего-либо, что он обонял когда-то, настолько реальным, что даже ищет источник его. Отношение к репродуцированному как не к настоящему выступает на более высоком уровне сознания.

Хотя, как показывает история проблемы памяти, память была осознана в начале психологии как обладание образами, т. е. как образная память, и поэтому была очень сближена с воображением (phantasia, imaginatio), тем не менее именно образная память и до сегодняшнего дня изучена недостаточно. Не образы, а представления, понимаемые как идеи (idees, ideas, Ideen), в конечном счете как смысл, — вот что в сущности имелось главным образом в виду при изучении памяти эмпирической психологией. Экспериментальные же исследования памяти ушли еще дальше: в огромном большинстве случаев они занимались изучением памяти речевых (бессмысленные слоги) и мануальных движений. Конечно, проблема образа не могла быть игнорируема психологией. За последние полвека вышло множество работ об образах, причем среди этих работ, начиная с работ Голтона и Шарко и кончая современными исследованиями наглядных образов, есть немало работ огромного значения для науки. Но — и это очень характерно — проблема образов в этих работах все больше и больше обособлялась от проблемы памяти. Проблема образной памяти, как таковая, оставалась в тени.

Легче всего объяснить это тем, что у людей (по крайней мере, взрослых и нормальных) память преимущественно не образная. У нас имеются, если можно так выразиться, лишь остатки образной памяти. Наши воспоминания — обычно рассказы, и только лишь иногда в воспоминания вмешиваются образы.

Тем не менее, исследование образной памяти, каким бы трудным и даже искусственным с первого взгляда оно ни казалось, обещает много дать. С генетической точки зрения довольно правдоподобно предположение, что образная память является результатом деятельности более древней нервной организации, чем память-рассказ. Но исследование генетически более примитивного явления нередко дает возможность лучше понять то, что является на высшей ступени развития гораздо более сложным и потому гораздо более трудным для познания. Мы приступаем к исследованию образной памяти в надежде, что при изучении ее мы легче разрешим ряд очень важных вопросов в проблеме памяти.

Так как человек по преимуществу оптическое животное, то в своем исследовании я имел дело со зрительными образами: когда мы говорим об образной памяти человека, мы имеем в виду зрительные образы. Другие образы сравнительно реже фигурируют в воспоминаниях человека.

Два вопроса являются основными в моем исследовании. Первый: при каких условиях зрительные образы легче всего возникают? Второй: как протекают зрительные образы? Первый вопрос — вопрос о зрительно-образном, так сказать, первичном воспоминании. Второй имеет в виду решить проблему ассоциаций по отношению к зрительным образам.

Я просил испытуемых получить в своем сознании какой-нибудь образ. На это давалось 2 минуты. После этого я просил их написать (во избежание всяких воздействий, возможных при устном вопросе), какой образ они представили и насколько он был ярок. Если возникало за это время несколько образов, то испытуемый должен был написать о самом ярком из них. В обработку поступили только те ответы, которые определяли описываемый образ как «очень яркий». Всего таких ответов оказалось 30. Испытуемые были студенты и аспиранты, преимущественно 25-35 лет. Из 12 мужчин только у одного оказался очень яркий образ, а 9 совсем не смогли вызвать образа. Из 52 женщин 29 получили «очень яркие» образы.

Анализ дал возможность представить данные испытуемых в виде следующей таблицы:

ПОЯВЛЕНИЕ И ТЕЧЕНИЕ ЗРИТЕЛЬНЫХ ОБРАЗОВ 67

Сразу бросается в глаза, что все приведенные образы — образы впечатлений, вызвавших в свое время сильную эмоцию, причем в 14 случаях из 30 это эмоции страха. Однако нельзя сказать, что эти образы-воспоминания (все ответы были воспоминания) — образы исключительно или преимущественно неприятных впечатлений: образов приятных и неприятных впечатлений почти поровну. Обращает внимание некоторое количество образов неприятных сначала и приятных затем впечатлений. Не гоняясь пока за количеством обобщений, ограничимся одним: сравнительно легко и ярче всего появляются зрительные образы эмоционально сильных впечатлений.