— Да нет же! — Гизела не скрывала, что слова Алисы ее раздражают.

— Что же тогда?

— Я приписала к нему постскриптум и теперь в этом раскаиваюсь. То, что в Америке называется «напрасный труд».

— То есть пытались попасть пальцем в небо?

Они в это время подошли к входу в главное здание школы. Алиса, повернув ручку, толкнула дверь.

— Странно. Двери заперты.

Гизела надавила кнопку звонка. Так они и стояли под дождем, трясясь от холода. Дневной свет медленно угасал, постепенно вокруг них сгущалась мгла.

— Черт подери! — воскликнула в сердцах Алиса. — Пойдемте через черный ход, он всегда открыт.

Гизела согласилась, хотя и подозревала, что миссис Лайтфут не по душе такие вольности.

Они побрели по тропе, обегающей дом, подставляя свои непокрытые головы резким порывам ветра. Руки без перчаток мерзнут, и они сунули их в карманы. Окна гостиной были темными, но, когда они завернули за угол дома, то увидели, как весело горит свет во всех окнах кухни, пробиваясь через сумеречную мглу. Алиса открыла дверь. Гизела вошла вслед за ней.

В этом старинном деревенском доме кухня занимала много места, значительно больше, чем гостиная в средней нью-йоркской квартире. Такие кухни строились в те далекие годы, когда повсюду предлагали свои услуги множество поваров, зарплату им платили небольшую, и никого, по сути дела, не беспокоил вопрос, сколько же стоит приготовление пищи. Современное оборудование — белая эмалированная печь, мойка из нержавеющей стали, электрический холодильник, — было как-то не к месту в этой просторной комнате с длинным рядом окон со шторами и паркетным полом, который мыли и натирали ежедневно.

Кухарка стояла у мойки и промывала очищенные листья бельгийской капусты. Из духовки тянуло ароматом поджаривающихся каштанов, которые предстояло обернуть капустными листьями. Стол, стоявший в центре, был завален букетами цветов и пучками собранных листьев, — хризантемы, астры, листья дуба и сумахи. Фостина аккуратно складывала их, аранжируя, в большую вазу штейбенского стекла, — это была обычная обязанность младших преподавателей в школе Бреретон. Она была одета для прогулки, — в наглухо застегнутом пальто голубого цвета и в коричневой фетровой шляпке.

Выдержав небольшую паузу, Алиса спросила:

— Вы только что со двора?

— Да, — Фостина Крайль посмотрела на нее с нескрываемым удивлением.

В это время отворилась дверь, выходящая на черную лестницу. В кухню вошла Арлина. В одной руке она несла небольшой чайный поднос.

— Последние полчаса я провела в саду, — сказала Фостина, но с гораздо большим жаром, чем требуется при ответе на такой пустяковый вопрос. — А почему вы спрашиваете меня об этом?

— Просто так… — Одна бровь Алисы изогнулась кверху, а уголок рта задрожал, — верный признак испытываемого недоверия и презрения.

— Мне показалось, что я видела ваше лицо в окне наверху, когда мы с Гизелой шли по дорожке к дому.

Вдруг раздался звон разбитого вдребезги стекла и фарфора. Это из рук Арлины выскользнул поднос. Кухарка в сердцах заорала:

— Разве так трудно следить за тем, что делаешь, Арлина? Разбились еще две чашки. Когда я была девчонкой, то нас специально обучали, как нужно обращаться с китайским фарфором. Ну а вы, молодежь, теперь просто неуклюжи. В чем дело? Опять отвлекает любовь?

Арлина молчала, уставившись на Фостину испуганными глазами.

— Возьми мусорную корзину и веник и убери весь этот ералаш! — решительно сказала кухарка. — Я попрошу миссис Лайтфут вычесть из твоего жалованья стоимость разбитой посуды.

— Позвольте мне заплатить за нее! — вмешалась в разговор Фостина. — В конце концов, это я ее напугала.

Алиса наблюдала за сценой, не скрывая своего живого интереса. Теперь наступил черед вмешаться ей:

— Не глупите, Фостина! Вы ведь ничего такого не сделали! Не так ли, Гизела? — сказала она, повернувшись к своей спутнице.

— Конечно, нет, — неохотно согласилась Гизела. — По крайней мере я лично ничего не заметила.

Такой ответ, вероятно, не понравился Алисе и озадачил ее. Но она больше не произнесла ни единого слова и молчала до тех пор, пока они с Гизелой не оказались наедине в столовой, соединяющей холл с кухней.

— Вы отдаете себе отчет в том, что родители уже забрали из школы пять девочек после начала учебного года?

— Нет. Насколько мне известно, уехали трое, но я не предполагала, что их число значительно больше.