— Н-да? — иронически произнесла Изольда. — Какие же планы я тебе порушила, ухажёр несчастный?

— Ну, хватит! — рассердился кот, отчего шерсть на его спине встала дыбом. — Не хочешь — убирайся! Вон дорога!

И он махнул лапой вправо — в сторону тропы, выходящей из-за большого остроконечного валуна.

— Сегодня ночь преображений, а я тут с тобой теряю время! Не думаешь ли ты, что вся вселенная вращается вокруг твоих забот?! Ну, пошутил кто-то — попала ты ко мне, так всё же не случайно!

— Да? — задумалась Изольда. Гнев так же скоро оставил её, как и ранее появился. Наверно, это просто следствие внезапного переноса. Недаром она весь год с замиранием сердца ждала чего-то необычного.

Завуч вдохнула воздух полной грудью и ощутила животворящую его силу — где она, куда попала? Неужели это ихняя страна? Как это возможно? Очевидно, возможно, раз такое произошло. Но, что задумал Вавила? Какая ночь преображений? Или это снова наваждение, как тогда… когда она была Кассандрой.

Изольда повернулась к нему, чтобы спросить, и изумилась несказанно: кота на камне больше не было, зато рядом сидел и смотрел на речную гладь человек.

Был он одет, как средневековый житель, хоть и не без щегольства: атласный жилет — невозможно разобрать его цвет — камзол с викторианскими фалдами, у шеи белое жабо с заколкой, пышное кружево пенилось, выглядывая из широких отворотов и охватывало белую кисть руки, покойно лежащей на колене. На ногах белые чулки под широконосые туфли с массивной пряжкой. А на голове шляпа с загнутыми по бокам краями и высокой тульей. Примечательнее же всего оказалось лицо человека, нисколько не напоминавшее усатую котовскую морду. Немного бледен в приглушённом лунном свете, с длинными чёрными локонами и бородкой-эспаньолкой, он был очень хорош — лет сорока-сорока пяти, но строен, хоть и невысок. Человек задумчиво смотрел перед собой, словно забыл про Изольду, а та настолько растерялась, что не нашлась впервые, что сказать. Кто он такой?!

Наконец человек (назвать теперь его Вавилой было как-то неуместно — он явно выглядел не славянином) вздохнул и повернул к женщине своё лицо, и завуч поразилась одухотворённости его облика.

Глаза этого незнакомого ей человека оставались зелёными — он глянул на Изольду, и та почувствовала, как холод побежал по её спине. Пятидесятипятилетняя женщина вдруг разволновалась, словно юная девчонка — это был тот облик, что снился в юности ей ночами, когда она была ещё так дивно хороша. О, эта юность — где она, куда сбежала?! Да, эти колдовские зелёные глаза, эта бородка, эти чёрные локоны и даже эта шляпа — всё было узнаваемо и всё, словно впервые. Наваждение, что ли?!

Под этим проницательным взглядом она почувствовала себя совсем старой и уродливой — где её стройная фигура, которой она гордилась в юности, где длинные ноги, от которых мальчики с ума сходили? Где её волосы — долгая волна светло-золотого цвета, за которой она так тщательно ухаживала. Как обратилось в эту вялую маску, в дебелые складки у носа её лицо — лицо северной принцессы?! Когда, когда всё ушло, а она и не заметила?! Ждала-ждала своего принца, состарилась, растолстела, превратилась в завучиху Кренделючку!

Сознание собственного безобразия и старости кольнуло в сердце, как иглой, и женщина вдруг вспомнила, что ей надо принять лекарство — нельзя так волноваться. А лекарство-то осталось там, в кабинете Вероники, в сумке, с которой Изольда ходит уже десять лет.

— Зачем ты меня сюда позвал? — тяжёлым голосом спросила она, уже не сомневаясь, что появилась здесь отнюдь не случайно, и Вавила (если он Вавила) всё же к этому причастен.

Он ничего не отрицал, но зрачки его расширились, а в глубине этих непроницаемых глаз кошачьим блеском засветилась зелень. Такой знакомый незнакомец, причастник тайный снов в юности Крендельковой, встал и потянул её за руку.

— Пойдём, Изольда. — сказал он, и голосу его невозможно было противиться.

Она тяжело сползла с тёплого большого валуна и, сознавая, насколько же мало они соответствуют друг другу, пошла за ним, куда он там её позвал. А вёл её он по тропе — туда, где смыкалась тёмная листва, чуть трепеща от ночного ветра.

— Что ты хочешь показать мне? — терпеливо спросила она, всей душой желая, чтобы этот сон скорее кончился. Всегда в её снах он звал её куда-то, вёл по тропе, но далее ничего не происходило. И имени она его не знает.

Панорама мирно текущей реки сменилась на совершенно иную картину — лес кончился, и глазам Изольды открылось видение ночного луга. Стелились какие-то незнакомые растения, образуя над поверхностью земли местами пышные тёмные в ночи шапки, украшенные тихо мерцающими цветами. А местами поднимались из широких листьев стройные куртины опять же незнакомых соцветий. Тропинка извивалась мимо той же реки, что плавно несла свои сонные воды под крутыми берегами, а с другой стороны — далеко раскинувшийся луг. Воздух свеж и тих, насыщен испарениями цветов, земли, воды и весь пронизан лунным светом. Два человека шли среди безмолвия и волшебства.