Глазам же Еруслана представилась надежда: тёмный провал входа в убежище для путника — пещеру. Лишь только он подумал, где добыть тепла, как изнутри пещера озарилась слабым всполохом огня — жилище обитаемо! Как знать, кто облюбовал себе укромное местечко?! Но Еруслан ни мига не засомневался — он спешивается и, взяв руки меч, идёт ко входу. Кто б ни был тут, он не помешает нынче витязю найти ночлег для себя и своего усталого коня!

— Мир тебе, добрый человек. — так молвит Еруслан. — Мир дому твоему, удачи твоему пути и всем твоим надеждам исполнения большою мерой.

— Что ж, будь и ты по мере твоих добрых пожеланий исполнен всех удач!

Такой ответ услышал Еруслан от обитателя пещеры. Был тот стар и сед — длинные власа спускались по его плечам, а борода поросла зеленью от дыхания туманов. Сидел он у костра на большом камне со спинкою и подлокотниками — как будто кресло древнее вросло в пол каменной пещеры. Горел перед незнакомцем небольшой костёр, а больше в пещере не имелось ничего, кроме мха на стенах.

Снаружи выла ветром ночь, а в убежище, где скрылся Еруслан, тепло и тихо — порывы ветра лишь изредка врывались под своды пещеры, тревожа языки огня.

— Кто ты, отец? — почтительно спросил у старца Еруслан.

— О, моё имя тебе ничего не скажет. — отозвался тот. — Мои лета так древни, что я сам забыл счёт своим годам. Но было время, когда и я был молод. С тех пор осталось во мне лишь стремление к скитаниям да беспокойство.

— А что же было, что лишило тебя покоя? — спросил усталый витязь, предвкушая, что нашёл он в старце собеседника, который понимает тревогу молодости и её стремление в поисках судьбы. Да, большое счастье обрести слушателя для своих печалей, своих терзаний и своих невысказанных слов!

— О да! — просветлел глазами незнакомец. — Я любил!

Любил! Как сладко отозвалось в душе это волшебное слово! Как будто нити невидимые протянулись между собеседниками, соединив их память и сердца в родстве! Какое счастье встретить того, кто понимает тайные звуки сердца и пение души!

— Как звали твою возлюбленную? — спросил гость. — Вы были счастливы? Как долго длилась ваша с нею жизнь? Скажи, отец, возможно ли гореть огню любви десятки лет с тем, чтобы согревать сердца супругов долгой страстью?

— О, нет. — старик закрыл глаза рукою. — Моя история не увенчалась союзом долгим и не была счастливой.

Чудесно! Есть ли что более волнующее, чем рассказ о страданиях любовных, разлуке двух сердец и неутолённой страсти?! Истории о расставании влюблённых издревле служат пищей доброй страсти и неизменно греют своим возвышенным трагизмом затронутые чувством юные сердца! Так Еруслан горел желанием поведать о своей Радмиле, о своих вздохах, снах, ночных видениях, безумной скачке по полям, скитаниям в горах и всех тех подвигах, что делают влюблённые, которых постигла горькая разлука.

— В те дни, когда был молод я. — заговорил старик. — была средь всех прекрасных юных дев одна прекраснейшая всех девица. Стройнее стана не было среди её подруг. Глаза её напомнали мне два северных прозрачных озерца — так ярок был и так кристален взор их. Но, так же холоден и так же неприступен.

— О, да! — с чувством отозвался витязь. — Глаза моей любимой мне напоминают северные звёзды — далеки и ярки! Хотел бы я…

— Но сердце девы юной было словно сковано холодным льдом. Её краса — вот что её пленяло! Она была собой увлечена! Как горный лёд, который смотрит в небо и не отражает ничего иного! О, это сердце, ему имя — камень! Сколь раз пытался я увлечь его любовной песней, склонить к взаимности венком из лилий — даром нежных чувств! Она смеялась.

Старик вздохнул и поднял вверх глаза, в которых отражалась грусть.

— И что же?.. — не смея прерывать воспоминаний старца, спросил гость молодой одними лишь губами, так потрясла его история неразделённой страсти.

— Я решил, что растоплю лёд её сердца дорогими подарками, раз венки из лилий и нежный зов мой не трогают этого полного гордыни сердца. Я стал разбойником и слава обо мне прогремела среди лесов и гор. Я был суров и грозен, я грабил на дорогах, срывал с прохожих шапки, резал кошельки. Я ожесточился сердцем и думал об одном: как угодить ей.

— О, да, я понимаю. — шепчет гость. — Страсть жестока…

— Когда я встретил её на девственном лугу, она едва взглянула на все сокровища, что бросил я к её ногам. Она смеялась, слушая мои признания.

— Но это бессердечно! — вскричал влюблённый Еруслан. — Как можно?! Вот моя Радмила…

— Тогда решился я на страшный шаг. — прервал его старик. — Я кинулся на поиск тайных средств, что подчиняют душу девы и обращают её в страсть. Колдовские чары, любовные отвары, привороты, зелья — вот что решил постичь я ради обретения её любви! Я словно обезумел, желая с ней соединиться! Все мои мысли, все чувства поглотила эта неразделённая любовь!