Шрифт:
«Значит, капитан не очень-то поверил рыбаку», — понял Ермолай.
В полумраке с трудом угадывались знакомые приметы. Пристально всматриваясь в кусты и траву, Серов увидел вблизи корявой берёзы большую кочку. Он хорошо знал это место — раньше никакой кочки тут не было.
Намеренно громко шумя, прошёл мимо и, резко повернувшись, ковырнул кочку палкой. Кочка вздыбилась. Из травы выпрыгнул человек и, согнувшись, вобрав голову в плечи, бросился на Ермолая. Ермолай инстинктивно поднял коленку. Человек стукнулся об неё головой. Удар оказался настолько сильным, что оба свалились на землю. Автомат Ермолая отлетел в сторону. Вскочив, он вцепился руками в неизвестного, но тотчас почувствовал такую острую боль в боку, что едва не потерял сознание. Нарушитель вырвался и побежал.
— Стой! — крикнул капитан.
Нашарив в высокой траве автомат, вскинул его, прицелился. Но в этот момент раздался характерный хлопок яковлевского пистолета и вопль раненого. «Вот так рыболовы!..»
— Давай грузиться, — сказал капитан. — Теперь тех, кого этот «рыбак» вызывал сигналами, не дождёшься, — небось слышали наши выстрелы.
Связанных пленников и найденный в кустах мешок — в нём были взрывчатка в шашках, запалы и гаечные ключи — положили на дно лодки, отчего она осела почти по самые борта. Раненого перевязали, но он всё ещё громко стонал.
— Потерпит до заставы, не умрёт! Недельки две полежит в больнице. — Капитан осторожно оттолкнулся веслом от берега. — «Рыбаки»! — гневно добавил он. — К железной дороге, наверно, хотели пробраться, мерзавцы, к мосту.
Когда лодку окликнул часовой, было уже совсем темно.
Яковлев назвал пропуск и негромко сказал Ермолаю:
— Кабаны — животные хитрые, а двуногие звери бывают хитрее хитрого. Только ведь без ума — грош цена любой хитрости…
На участке заставы давно уже не задерживали нарушителей, и, когда капитан и Серов привели сразу двоих, во двор высыпали все свободные от службы пограничники.
«Вон они какие бывают, враги!» — во все глаза смотрели новички на задержанных.
— Везёт тебе, Малыш, — с явной завистью говорил повар Сысоев, наливая Ермолаю полную тарелку наваристых щей с мясом. — Благодарность в приказе по отряду отхватишь!
Подперев пухлыми ладонями двойной подбородок, он спросил вроде бы безо всякого интереса:
— Насчёт кошки начальнику не докладывал?
— Я — не ты! — буркнул Ермолай.
— Между прочим, вот она, твоя любимица, — кивнул Сысоев в угол, где, свернувшись калачиком, сладко спала серая кошка.
Ермолай обрадовался, но виду не подал.
— Мне не жалко, пусть себе живёт, — снисходительно ухмыльнулся повар…
— И вовсе не Сысоев приютил твою Дымку, — рассеял Ивлев недоумение приятеля, — старшина Петеков приказал оставить на заставе бездомную. Поди разберись после этого в людях!.,
ГЛАВНОЕ — ПРАВДА
С какой радостью ехал Ермолай на шахматный турнир и в каком сквернейшем настроении он возвращался обратно! Да, одно дело быть чемпионом своей заставы и совсем другое — сражаться в блиц-турнире, в котором участвовало семнадцать сильнейших игроков, чуть ли не со всех застав пограничного отряда.
Ермолай не рассчитывал, конечно, возглавить итоговую таблицу, но на третий-то приз надежда у него была. Третьим он и оказался. Только с конца. Застава провожала Ермолая, не сомневаясь в его успехе, а он так подвёл её, так посрамил её честь! Старшина Петеков безусловно усмехнётся: «К счастью, шахматные поражения пограничников не учитываются при инспекторской проверке!» Повар Сысоев наверняка подковырнёт: «Ай-яй-яй, какой пассаж!» (До призыва в армию Сысоев работал помощником шеф-повара в омской гостинице «Интурист» и любит к месту и не к месту щеголять разными иностранными словечками.) А капитан Яковлев, ясное дело, напомнит, что и блины сами в рот не летят!..
— Так-то вот, дружище! — ласково потрепал Ермолай холку Ездового. — Такие вот дела: обштопали твоего хвастуна-хозяина, крепенько обштопали! Что теперь напишешь учителю Фёдору Ильичу?
Конь покачал головой, вроде бы посочувствовал: «Что ж поделаешь — бывает!»
— Не казнись, — сказал Коля Ивлев. — У тебя, Малыш, всё ещё впереди! Придёт время— чемпионов побьёшь.
Ермолай и сержант Ивлев — он был в отряде на сборе комсомольских секретарей — ехали по незнакомой таёжной звериной тропе. Следуя совету капитана Яковлева, они всегда, если, конечно, была возможность, выбирали новую дорогу: лучше изучишь тыл участка заставы; пограничнику необходимо знать всю округу! Ермолай невесело улыбнулся, поймав себя на мысли, что вот так же прошлой осенью не спешил возвращаться после военкомата в Ивановку.
День был на исходе. На самой тоненькой солнечной ниточке осталось повисеть над тайгой жаркому июльскому дню. Дремучая тайга стояла вокруг могуче, пьянила запахами смолы, прелью слежавшейся за многие годы листвы и хвои. Как под тёплую, многослойную подушку, прячутся под неё на зимовку и шмели, и жужелицы, и прочие насекомые, чтобы снова увидеть весну и лето. Закричал дятел. Не застучал дробно клювом по коре, как он стучит, добывая пищу, а именно закричал — наверное, зовёт подругу. В зелёной пологе не видно вершин сосен и елей. И весёлые берёзы и осины не кудрявятся в чащобе, а тоже тянутся кверху — не легко им тут бороться за свет и солнце.