Боюсь, что искусство принимать и соблюдать обеты уже почти утрачено в вашем мире, вот почему ты едва ли понимаешь, о чем идет речь. Вообрази, что ты предстал перед великим святым существом, которое буквально переполнено добротой и священным знанием, преклонил перед ним - ну или перед ней, если тебе так больше нравится - колени и, глядя ему в лицо, видишь в нем величественный покой, гармонию и счастье, достичь которых можно, только даруя добро и чистоту себе и другим. Осознавая, что состояние такой непоколебимой безмятежности может стать и твоим, ты складываешь ладони у сердца и с чувством произносишь: «Клянусь тебе, что стану таким, как Ты, что обрету то счастье, которого Ты достигла». После чего встаешь, отряхиваешь колени и чувствуешь, что вместе с торжественным обещанием ты вдруг обретаешь пару совершенных и могучих крыльев.

Ты поворачиваешься, встаешь на подоконник и улетаешь по своим просветленным делам, паря среди орлов. Вот что такое настоящие обеты: они - радость, они - удовольствие, они даруют освобождение из рабской зависимости от себялюбивых и вредоносных деяний по отношению к другим, они - просветленные и просветляющие, они - сам свет!

Его восторженное лицо ярко сияло в лучах заходящей луны, казалось, что даже звезды поднатужились, посылая вниз еще больше золотых лучей, которые образовали сияние вокруг его головы, разгоняющее сумрак Сада. Меня тоже проняло до глубины души; потрясенный, я впервые без долгих предисловий и объяснений, а чисто под действием непреодолимой силы сострадания сидевшего передо мной высшего существа понял, что обязательно приму обеты.

Наставник сиял от счастья и улыбнулся мне с высоты своего сиденья.

–  Начни с обетов мирянина, - сказал он.
– Их кто угодно может принимать, они приносят радость в жизнь каждого. Вспомнив, сколько боли окружает каждого человека, всех людей и их взаимоотношения, ты принимаешь решение избавить от этой боли себя самого и всех окружающих. Для этого ты клянешься, что никогда больше не убьешь человека, не украдешь ценную вещь, не вступишь в интимную близость с чужой женой, не станешь лгать о своих духовных свершениях. Ты также перестаешь употреблять алкоголь и любые наркотики: думаю, нет нужды объяснять тебе, что все это нескончаемый источник несчастий, нищеты и абсолютно бездарная трата денег и времени; если у тебя есть возможность хорошенько подумать об этом хотя бы с минуту, ты и сам все это поймешь.

Действительно потратив на размышления не больше минуты, я спросил:

–  Ну хорошо, я еще могу понять, что это может быть не так уж плохо - пообещать отказаться от интоксикантов, поскольку они так широко распространены, несомненно, бесполезны и даже вредны. А что пользы в принятии обета не делать всего остального? Ведь и так ясно, что любой человек, не совсем потерявший еще совесть, не захочет ни убивать, ни прелюбодействовать, ни лгать о самом сокровенном в своей жизни. Зачем принимать обет не делать всего этого?

Он выпрямился и посмотрел мне строго в глаза:

–  Честный вопрос достоин прямого ответа. Отпечаток, который создается, когда ты избегаешь определенного действия в силу принятого обета, неизмеримо сильнее, чем если бы этого обета не было. Я имею в виду следующее. Любое благодеяние, которое ты совершаешь, придерживаясь клятвы, имеет далеко идущие последствия, обладает максимально мощным воздействием - достаточно мощным, чтобы полностью очистить твой ум и весь мир. Гораздо труднее проделать это без силы обетов.

Кроме того, клятвенное и торжественное принятие на себя обета помогает тебе сдержать этот обет и этим избежать любых негативных отпечатков, порождающих боль и страдание. Ты всегда помнишь о том святом существе, которое было настолько добрым, что даровало тебе обеты, и когда ты вплотную подходишь к тому, чтобы совершить очередное злодеяние, тебя удерживают и защищают от этого шага любовь и уважение к этому существу. Ты помнишь, что преклонил перед ним колени и принял обеты не в виде какого-то там принуждения или самоограничения, а в виде акта освобождения, в виде обретения умения летать, в виде достижения такого безграничного счастья, о самой возможности которого большинство в этом мире и не подозревает.

Тут Гунапрабха медленно посмотрел вниз на свои руки, сбросил еще несколько бусин, неожиданно выпрямился и снова поднял подбородок, почти вертикально вверх, к небу, и вдруг радостно рассмеялся прекрасным звонким смехом счастливого ребенка, открытым и естественным смехом человека, который никогда не отступал от добродетели, который сделал самого себя, свою жизнь и мир добрыми.

После встречи с Учителем Гунапрабхой мне было о чем подумать в течение нескольких месяцев. Обычно я гулял среди торговых рядов местного рынка или сидел у окна библиотеки, глядя на хлопковые поля и апельсиновые рощи и пытаясь представить, как же все это могло вырасти из семени или отпечатка в моем собственном уме. И поначалу это выходило у меня из рук вон плохо! Однако во время моих медитаций, когда я снова и снова возвращался к обдумыванию идей, о которых мы говорили в ту ночь, я не находил в них изъяна. Я знал, что Гунапрабха был совершенно прав, когда сказал, что мне следует преодолеть как «очевидность», то есть естественное восприятие того, что предстает перед моим взором, так и предрассудки воспитания в рамках той культуры, которая меня взрастила, пользуясь вместо этого новым взглядом, сопряженным с умением делать правильные и точные выводы.