— Где? — нетерпеливо прерываю я. — Где эта собака?

— Там, наверху, — машет рукой она, — в корзинке под рабочим столом. Очаровательный маленький пекинес.

— Как его зовут? Номер кабинета? Ты хоть что-нибудь узнала? Мне нужны подробности!

Она растворяется в воздухе, а я продолжаю потягивать капучино. Значит, Ширин не ошиблась! Джин солгала мне. Ну, погоди, теперь ты заговоришь по-другому! Я до тебя доберусь. Тебе придется извиниться, предоставить песику Флашу все права, да еще подарить ему в качестве компенсации новую собачью корзинку.

От дум меня отвлекает Сэди, танцующей походкой возвращающаяся в кафе. Не слишком-то она торопится. Неужели не понимает, как это важно?

Не успевает она войти, а мой мобильник уже наготове.

— Все в порядке? — спрашиваю я. — Что с собакой?

— О-о-о, — лениво тянет она, — опять ты про собаку. Она на четырнадцатом этаже, в комнате четырнадцать-шестнадцать, хозяйку зовут Джейн Френшу. Но какого мужчину я только что встретила!

— Что значит встретила мужчину? — Я быстро записываю информацию на клочке бумаги. — Как ты могла его встретить? Ты же мерт… Если только… Ух ты! Ты что, встретила другое привидение?

— При чем здесь привидение? — Она мечтательно улыбается. — Он потрясающий. С таким чувственным голосом. Вылитый Рудольфо Валентино.

— Кто?

— Кинозвезда! Высокий брюнет, просто ослепительный. Я уже чувствую пузырьки.

— Звучит неплохо, — равнодушно замечаю я.

— И он как раз нужного роста, — продолжает Сэди, устроившись на барном стуле и болтая ногами. — Я измерила его. Когда мы будем танцевать, я как раз смогу положить голову ему на плечо.

— Вот и славно, — я хватаю сумку и встаю, — а теперь мне нужно в офис, разобраться с этой псиной.

Я спешу к метро, но Сэди не отстает.

— Я хочу его! Того мужчину. Я сразу почувствовала это. Пузырьки, — она похлопывает себя по впалому животу, — и теперь мечтаю потанцевать с ним.

Совсем, что ли, рехнулась?

— Я очень рада за тебя, но я действительно спешу на работу.

— Ты представляешь, когда я танцевала в последний раз? — Вот уж не ожидала услышать столько страсти в ее голосе. — Знаешь, сколько лет прошло с тех пор, как я «шевелила попой»? Долгие-долгие годы я провела в теле старухи. В мертвом безмолвном доме…

Я вспоминаю древнюю морщинистую Сэди в розовой шали, и мне становится ее жалко.

— Я тебя понимаю. Потанцуем дома. Включим музыку, притушим свет, устроим небольшую вечеринку…

— Я не хочу танцевать дома под радио! — презрительно фыркает она. — Я хочу танцевать с мужчиной и наслаждаться!

— Собираешься пойти на свидание? — не верю я своим ушам.

Ее глаза зажигаются.

— Вот именно! Так и есть! На свидание с мужчиной. С этим! — Она указывает на здание.

Похоже, она не чувствует себя привидением.

— Сэди, ты мертва.

— А то я не знаю! — раздраженно бросает она. — И необязательно напоминать!

— Значит, ты не можешь пойти на свидание. Что поделать. Так устроен мир. — И я продолжаю путь.

Но Сэди снова вырастает передо мной.

— Пригласи его вместо меня!

— Как это?

— Не могу же я сама это сделать, — быстро объясняет она. — Мне нужен посредник. Ты пойдешь с ним на свидание, а я буду рядом. А потом мы все потанцуем.

Она серьезна. А я готова расхохотаться.

— Выходит, я пойду на свидание вместо тебя, — уточняю я. — С первым встречным. Только ради того, чтобы ты потанцевала.

— Могу же я напоследок поразвлечься с мужчиной, раз уж выпала такая возможность. — Голова Сэди печально склоняется, уголки губ скорбно опускаются. — Всего один танец. Больше я ни о чем не прошу, — жалобно шепчет она. — Это моя последняя воля.

— Последняя воля? — ехидно переспрашиваю я. — Кажется, раньше ты просила о чем-то другом. Найти ожерелье.

Я приперла ее к стенке.

— Это еще одна последняя воля.

— Послушай, Сэди. Как я могу пригласить незнакомца на свидание? Извини, но тебе придется выкручиваться самой.

Сэди смотрит на меня с укором.

— Неужели ты не поможешь мне? Бросишь меня? Наплюешь на последнее невинное желание? Откажешь в крошечной просьбе?

— Послушай…

— Я провела в доме престарелых целую вечность. Ни посетителей. Ни смеха и веселья. Разве это жизнь? Это старость, одиночество, уныние.