— Сама добродетель, — морщится Сэди. — Такие носят корсет. Даже когда все остальные выкинули их, она продолжала себя шнуровать, делать высокую прическу и украшать церковь цветами каждую неделю. Самая скучная девица во всем Арчбери. И вышла замуж за самого скучного кавалера во всем Арчбери. Родители ликовали.

— А где это, Арчбери?

— Там, где мы жили. Небольшой городок в Хертфордшире.

Какие-то смутные ассоциации. Арчбери. Определенно, я слышала это название…

— Постой-ка! — вспоминаю вдруг я. — Арчбери-хаус. Дом, сгоревший в шестидесятые. Это тот самый дом?

Наверняка. Когда-то папа рассказывал о фамильном гнезде Арчбери-хаус и даже показывал черно-белую фотографию позапрошлого века. В детстве они с дядей Биллом проводили там лето, а после смерти прабабушки с прадедушкой и вовсе переехали туда. Чудесное, должно быть, место было: мрачные коридоры, огромные погреба, величественная парадная лестница. Но после того, как дом сгорел, землю распродали отдельными участками, и теперь там стоят новые постройки.

— В шестидесятых Вирджиния жила там с семьей. Пожар случился как раз из-за нее. Кто же оставляет зажженную свечу? — Сэди ядовито усмехается. — Только мисс Совершенство.

— Однажды мы поехали посмотреть, что там стало. Теперь там новые дома, вполне приличные.

Но Сэди не слушает.

— Я потеряла все свои вещи во время пожара, — вздыхает она. — Все, что хранилось там, пока я была за границей. Все исчезло в огне.

— Это ужасно. — Мне действительно ее жаль.

— Ничего страшного! — Она встряхивает головой, словно прогоняя горькие воспоминания. — Все это ерунда.

Сэди внимательно изучает мою одежду и приказывает вынуть из гардероба все.

Я вытаскиваю из шкафа груду тряпья и кидаю на кровать:

— Вот. Смотри, если хочешь. Но ты ничего не рассказываешь о своем муже. Какой он был?

— В день нашей свадьбы на нем была алая жилетка. А больше я почти ничего не помню.

— Как не помнишь? Только жилетку?

— Ну, еще усы.

— Да как так можно! Выйти замуж без любви!

— А что мне оставалось? — искренне удивляется Сэди. — Я рассорилась с родителями. Отец перестал выдавать мне деньги, викарий звонил через день, а по ночам меня запирали в спальне.

— И за что они так на тебя ополчились? Тебя опять арестовали?

— Какая разница, — отвечает Сэди после заминки и отворачивается к окну. — Но так не могло продолжаться, а замужество казалось выходом из положения. Родители уже приискали мне подходящего молодого человека. Им пришлось изрядно попотеть.

— Кому ты говоришь, — киваю я. — Попробуй найди нормального одинокого парня. Их нет. Просто перевелись.

Во взгляде Сэди изумление.

— Наши все погибли на войне.

— Ах… да, — сглатываю я. — На войне.

На Первой мировой. Как же я сразу не догадалась.

— А те, кто вернулся, сильно изменились. Израненные. Морально сломленные. Полные чувства вины за то, что выжили… — Она необычайно серьезна. — Мой старший брат погиб. Эдвин. А ведь ему едва стукнуло девятнадцать. Родители едва пережили его смерть.

Вот так так. Оказывается, мой двоюродный дедушка Эдвин погиб в Первую мировую. Почему я ничего не знаю об этом?

— Расскажи мне о нем, — робко прошу я. — Об Эдвине.

— Он был такой забавный. Ему всегда удавалось меня рассмешить. Пока он был жив, наши родители не вели себя так ужасно. В общем, с ним было хорошо.

Мы молчим, у соседей сверху орет телевизор. Сэди погрузилась в невеселые воспоминания. На меня она не смотрит.

— И все-таки не понимаю, — пытаюсь растормошить ее я, — зачем непременно было выходить замуж? Практически за первого встречного. Ведь наверняка где-то ждал тот, единственный. Как же любовь?

— Как же любовь? — передразнивает она, выходя из транса. — Как же любовь! Тебя заело, точно исцарапанную пластинку?

Она изучает гору одежды на кровати.

— Разложи как следует. Я хочу выбрать приличное платье. А не жуткую юбку до пола.

Ну вот, вечер воспоминаний закончен.

— Пожалуйста. — Я раскладываю одежду на кровати. — Выбирай.

— Прическа и косметика тоже на моей совести, — предупреждает Сэди. — Я в этом лучше разбираюсь.

— Да ради бога.

Я направляюсь в ванную, обдумывая услышанное. Никогда прежде семейные предания не вызывали у меня интереса. А зря. Надо попросить папу отыскать старые фотографии фамильного гнезда. То-то он обрадуется.