— Разочаровались?

— Пожалуй, и не очаровывался… Разрешите перейти к делу?

— Слушаю, Николай Павлович.

— Две просьбы. Одна — дайте три дня отпуска без содержания. В Москву нужно, на свадьбу…

— Уж не надоела ли холостяцкая жизнь? — подтрунил я над ним.

— Господь с вами! — отмахнулся Шмелев. — Внучка замуж собралась. Только закончила медицинский и вот вчера ошарашила. Спрашиваю, что так скоропалительно? Оказывается, ее избранник — дипломат, а не женатиков для заграничной работы не оформляют… Отпустите?

— Раз такое дело…

Он протянул мне заявление, и я поставил разрешительную резолюцию.

— Ну а вторая просьба? Небось тоже отпуск, внеочередной?

— Бессрочный. Решил на пенсию. — Он протянул мне еще одно заявление.

— По-моему, спешите, Николай Павлович. Вот закончите дело Киреева…

— Нет-нет, — поспешно сказал Шмелев. — Так мне дадут прокурорскую пенсию, а это, сами знаете, сто шестьдесят рэ. Ну а если выгонят — всего сто двадцать плюс позор на всю оставшуюся жизнь.

— Что так мрачно? — удивился я. — Не верите в свои силы?

— При чем здесь силы? Ни одно мое дело не посылали на доследование. Никогда! И оправдательных приговоров по ним не было. Киреевское тоже шло нормально. А как приехал московский важняк — дело на глазах разваливается. Свидетели гибнут один за другим… Вот и Агеев…

— Как? — вырвалось у меня. — Скончался?

— Да. В больнице, не приходя в сознание. Если считать и его шофера, Суслова, выходит, еще двух потеряли. А вчера, представляете, допрашивал шашлычника. По оперативным данным, он буквально озолотил Киреева… Да, говорит," давал, но попробуйте доказать! Прямо в лицо смеется. Впервые почувствовал, что у меня нервы не выдерживают. Отработался, значит. Можете со спокойной совестью отпускать старого конягу. Проку от меня уже не будет.

— Конечно, вы имеете право, — сказал я невесело. — И так переходили семь лет. И все же я воздержусь от решения до вашего возвращения из Москвы.

— Бесполезно, — твердо сказал Шмелев. Я знал, что свое решение он не переменит.

— Чикуров где?

— У себя. Мрачнее тучи. Зачем-то еще раз ездил на место аварии машины Агеева.

— Скажите Игорю Андреевичу, что ко мне заглядывал спецкорр московской газеты. — Я глянул в свои записи. — Мелковский Рэм Николаевич. Хочет встретиться с Чикуровым и с вами завтра в три часа дня.

— Слава богу, я буду уже в воздухе, — поднялся Шмелев. — Можно идти?

— Да-да, идите, и счастливого вам пути.

— Спасибо, Захар Петрович. А Чикурову я скажу насчет корреспондента.

Николай Павлович вышел. Подарок так и остался у меня на столе. Я решил вернуть его при удобном случае.

Рэм Николаевич Мелковский появился в кабинете Чикурова ровно в назначенный час. Судьба уже сводила их. Лет пять назад Мелковский проходил свидетелем по громкому делу, которое расследовал Игорь Андреевич. Дело касалось убийства и хищения в особо крупных размерах. Можно было привлечь Рэма Николаевича к ответственности, но ему помогли могущественные заступники. Мелковский не только остался на плаву, но даже еще больше укрепил свое положение, особенно в последнее время. Его статьи широковещательного, программного характера все чаще появлялись на страницах крупнейшей центральной газеты. Тема — мораль и право…

Состоялась их встреча и после, уже как интервьюера и интервьюируемого. И вот — новая. Мелковский мало изменился с тех пор, разве что посолиднел, чуть располнел, но оставался таким же небрежно-элегантным, вальяжным.

— Вы здесь специально по мою душу? — спросил Чикуров после взаимного, довольно-таки официального приветствия.

— Зачем же только по вашу, — одарил собеседника обаятельной улыбкой журналист. — Редакция послала меня проверить письма и жалобы в отношении дела Киреева.

— И каковы ваши впечатления?

— Не скрою — не очень благоприятные для следствия. Однако я не спешу с выводами. Пока — одни эмоции. Я же всегда стою на позициях права: факты и ничего, кроме фактов. Надеюсь, что вы мне поможете…

— В чем?

— Объективно осветить в газете создавшуюся ситуацию. Но для этого мне надо ознакомиться с материалами предварительного следствия. Думаю, что мои полномочия не вызывают сомнений.

— Опять вы свое, Рэм Николаевич, — покачал головой Чикуров. — Уж в который раз говорим на эту тему…

— Да, раньше вы возражали. Но нынешний случай особый.

— У меня всегда один принцип: пока идет следствие, никакой информации для прессы.

— Поверьте, это в ваших же интересах, — сделал еще одну попытку склонить следователя к согласию Мелковский.

— Вы печатаетесь под рубрикой «Мораль и право». Но ни с тем, ни с другим ваша просьба не согласуется, поймите.

— Могу доказать обратное! — горячо возразил журналист.

— Зачем напрасно тратить время.

— Очень жаль, что вы остаетесь непримиримым противником печати. Прямо какая-то фобия.