— Ограбили…

— Бывает. И давно?

— В восемьдесят четвертом году, шестнадцатого сентября.

— Времени прошло порядком, — покачал головой Ларионов. — А чем я могу помочь?

— Признанием. Чистосердечным. Есть подозрение, что у Гринберг были именно вы.

— Я?! — аж привскочил заключенный. И снова сел. — Нет, кроме шуток?

— Ехал бы я за тысячу верст, чтобы шутки шутить…

— Да-да, Анатолий Филиппович, — с сожалением оглядел генерала Ларионов. — Сыщик из вас аховый. Хоть подскажите, что я спер у нее? Сделайте одолжение.

— Взяли у Гринберг немало — тысяч на триста, — не обращая внимания на ернический тон, сказал Рунов. — Алмазные подвески, например. Работа старинная, позапрошлого века… Колье с бриллиантами. Перстенек с черным алмазом. Причем не простой, а с секретом… Хрустальный графин, оправленный золотом. Короче, предметов пятнадцать.

— Эх, посмотреть бы на всю эту красоту! — продолжал издеваться заключенный.

— Может, Станислав Архипович, напряжете память? — в тон ему спросил Рунов.

— И напрягать нечего. Не стоило вам тысячи верст киселя хлебать, чтобы вытянуть пустышку.

— Насчет пустышки мы еще посмотрим, — заметил генерал.

— Да не был я у вашей Гринберг! — стукнул себя кулаком в грудь Ларионов. — Я вообще в тот день не был в Южноморске.

— Откуда такая категоричность?

— В Звенигороде под Москвой я был. Гулял по лесам. Понимаете, когда моя дочь была еще маленькая и не ходила в школу, мы каждый год всей семьей в сентябре ездили в Звенигород. Брат там у меня живет. А он на это время ехал к нам, в Южноморск. Тоже с семьей. Любили они бархатный сезон…

— Брат родной?

— Ну да. Так сказать, я ему предоставлял квартиру, а он мне. И в восемьдесят четвертом году мы в Звенигороде были в последний раз в сентябре. На следующий год дочь пошла в школу.

— Что ж, проверим, — поднялся генерал.

— Обязательно проверьте. И не забудьте передать привет моему братану, — не упустил возможности еще раз съехидничать Ларионов…

Когда Рунов с начальником оперчасти вернулись в кабинет, там находился Запорожец.

— Трудный был разговор? — поинтересовался он.

— Нелегкий, — ответил генерал, потирая левую сторону груди.

— Может, дать что-нибудь сердечное? — встревожился Запорожец.

— Валидольчик не помешал бы, — кивнул Рунов.

Из головы не шли обвинения, брошенные ему Ларионовым. Неужто он уверен, что генерал заодно с Киреевым?..

Запорожец вышел.

— Домой теперь? — поинтересовался Краснов.

— Да нет, опять в Москву. Врачи требуют, чтоб лег в госпиталь. Надо легкие проверить.

Запорожец вернулся и принес валидол.

Весна к нам приходит уже в конце февраля. В предгорьях зацветает мимоза, на которую слетаются, как пчелы на мед, бойкие молодцы на личных автомобилях, увозя в другие города ветки с душистыми шариками. Прибавилось и курортников, что нас, таксистов, очень даже радовало.

В ту ночь я подгадал прибыть на вокзал к московскому поезду, который, как всегда, опоздал. Показались первые пассажиры. «Волги» с шашечками одна за другой направлялись в город. Вдруг я заметил в толпе прибывших знакомое лицо.

Так оно и есть — Светлана, внучка Шмелева. Она почти каждое лето отдыхала у деда, несколько раз заходила в прокуратуру.

Вместе со Светланой шел высокий мужчина, нагруженный чемоданами. Оба озирались по сторонам, кого-то высматривая.

— Света! — крикнул я.

— Здравствуйте, Захар Петрович! — обрадовалась девушка. — Подвезете?

— Конечно, — открыл я дверцу заднего сиденья.

— Познакомьтесь, мой муж, — представила она спутника.

— Аскольд, — протянул руку мужчина.

— Очень приятно, — ответил я. — А меня Света уже назвала.

Мы с Аскольдом определили чемоданы в багажник и сели в машину.

— Ничего не понимаю, почему нет дедушки? — сказала Светлана, когда машина тронулась с места.

— Может, забыл? — предположил я.

— Что вы! — Он очень обязательный человек…

— Ну, значит, телеграмма не дошла.

— Я лично с ним разговаривала по телефону позавчера утром, сказала девушка. — Он записал номер поезда, вагона… Обещал обязательно встретить… А вы с ним давно виделись?