— Да что происходит?! — растерянность сменилась раздражением и теперь Регина тоже орала, не понижая голоса и нимало не заботясь о том, что через минуту такого крика их скандал будет подслушивать вся обслуга в доме.

— Это я тебя должен спросить, что происходит! Я слышал весь твой сегодняшний разговор с Франсуа Анжуйским. Только законченная дура может говорить о таком в садах Лувра. И только дура может позволить Гизам втянуть себя в подобную интригу!

— Это не твоё дело!

— Это моё дело. Раз это касается тебя, это касается и всей семьи. Да как ты вообще додумалась играть в такие игры с герцогом Анжуйским? Это тебя герцогиня Монпасье надоумила? Ты что, не понимаешь, что ты сейчас делаешь за них всю грязную работу, а потом, когда всё выплывет наружу — а оно так и будет, поверь мне, — Гизы опять выйдут сухими из воды, а тебе в лучшем случае придётся бежать из страны. Если повезёт.

— Нет никакой интриги, — выделяя каждое слово, отчеканила твёрдым голосом Регина, — это всё бред твоего больного воображения.

— Ну хватит! Довольно делать из меня дурака! Отдай мне письма.

— Нет никаких писем. Если ты ничего не смог найти, почему ты решил, что люди канцлера что-то найдут? И почему ты упорно не веришь тому, что искать просто-напросто НЕЧЕГО!

— Регина! Я переверну весь дом, расколочу все твои шкатулки и на нитки разберу все твои наряды, но найду доказательства заговора.

— О! Да в вас, Ваше сиятельство, пропадает талант шпиона!

— Ты можешь говорить, что угодно, но я не позволю, чтобы в моём доме плели свои интриги Гизы и их приспешники.

— Ах, в твоём доме! Как я могла забыть! Я не имею права ни принимать своих гостей в этих стенах, ни писать письма в предоставленных мне апартаментах на предоставленной мне бумаге. Конечно, я ведь здесь не хозяйка. Я не властвую над собой. У меня нет и не было никогда ничего своего, даже и мыслей, и чувств, и желаний своих быть не должно!

— Ну, видимо, по этой причине ты и собралась стать хозяйкой всей Франции и властвовать надо всеми.

— А почему бы и нет? Стать законной супругой французского короля, по-моему, гораздо благороднее и более соответствует имени Клермонов, чем быть всего-навсего любовником королевы шлюх Маргариты Наваррской! Вот мне интересно, на большее у тебя не хватило ума, храбрости или честолюбия? Ха, и этот человек ещё взялся учить меня жизни!

— Если бы ты могла сейчас слышать себя со стороны, ты бы пришла в ужас!

— Какого чёрта, в конце концов! По какому праву ты диктуешь мне, как жить и что делать, с кем дружить и о чём мечтать?

— Регина, мне что, на колени перед тобой встать и слёзно умолять тебя не совать нос в змеиное логово Медичи и не играть на стороне Гизов? Если потребуется, я встану на колени, я буду умолять тебя, я буду унижаться, пока ты не поймёшь, что всё это я делаю ради тебя самой! Регина, зачем тебе всё это?

— А зачем ты связался с Маргаритой Валуа? Зачем ты постоянно дерёшься на дуэлях? Зачем непрестанно настраиваешь против себя короля и старую королеву-мать?

— Не спорю, я не лучший пример для подражания. Но примерять на свою голову корону Франции — это уже выходит за пределы здравого смысла.

— Не лезь в мою жизнь! Ты делаешь всё, что тебе заблагорассудиться, не спрашивая ничьего совета и нимало не интересуясь, что я обо всём этом думаю. Тебя десять лет не волновала моя персона, а сейчас ты вдруг начал изображать из себя заботливого брата и ответственного опекуна. Если я не хозяйка сама себе и лишь гостья в этом доме, то, может, мне лучше вообще переехать к Гизам и хотя бы там ты оставишь меня в покое?

Луи отшатнулся назад и скривил губы в холодной, горькой усмешке:

— Ну зачем же? Уж если я помешал твоим грандиозным замыслам, то, может, лучше мне покинуть этот дом? Что ж, дорогая моя сестра, будь по-твоему. Я оставлю тебя и не буду больше докучать своей опекой. Ты значительно сократила сцену трепетного расставания и предоставила мне ещё один веский повод для отъезда.

Он отодвинул её с дороги и взялся за дверную ручку. Регина, даже сквозь пелену слепой ярости осознавшая, что он уезжает, вскрикнула и вцепилась изо всех в его одежды:

— Расставания? Отъезда? Куда ты уезжаешь? Куда?!

— Во Фландрию, — спокойно обронил Луи, безуспешно пытаясь освободить колет из судорожно сжатых женских пальцев.

— Но там война!

— Если ты немного отвлечёшься от придворных интриг, то сможешь вспомнить, что твой брат всё-таки состоит в чине полковника. И во время военных действий обязан находиться на поле сражения.

— Нет!

От этого душераздирающего, дикого крика у Луи сердце похолодело. Со времён Варфоломеевской ночи он не слышал такого страха в женском голосе. Тем более, в голосе сестры.