– Да будь же ты хоть немного милосердной! Рея не смеет перечить твоему отцу, и моему тоже. – Она судорожно сглотнула. – Если бы они знали, они ни за что не позволили бы нам побыть вместе даже сегодня!

Эйлан широко раскрыла глаза, несколько мгновений с серьезной задумчивостью смотрела на Диду, потом кивнула.

– Наверное, мне не следовало оставлять Эйлан наедине с чужим человеком? – прошептала Дида, идя за Синриком. – Он ведь жил среди римлян и, возможно, научился обращаться с женщинами так же, как и они.

– Он гость нашего дома. Будь он даже сыном самого прокуратора…

– Он никак не может им быть, – неожиданно рассмеялась Дида. – Отец говорит, у прокуратора есть только дочь.

– …если бы он был им, я уверен, он все равно не посмел бы проявить неуважение к дочери хозяина дома, приютившего его. И потом, Эйлан ведь еще совсем дитя, – сказал Синрик.

– Мы родились с ней в один год, – заметила Дида. – Это тебе она кажется маленькой, потому что она твоя сестра.

– Ну а как я должен был поступить? – раздраженно спросил Синрик. – Объясняться тебе в любви в их присутствии?

– А что еще ты хочешь мне сказать? По-моему, говорить почти уже не о чем… – и умолкла. Синрик обнял девушку и прервал ее речь долгим поцелуем.

Дида на мгновение приникла к юноше, лотом смущенно отстранилась.

– Все это ни к чему, – вымолвила она. – И если нас увидят…

Синрик невесело рассмеялся.

– Но ты ведь еще не дала обет, не так ли? И потом, я всегда могу сказать, что целовал Эйлан. – Он чуть приподнял Диду, подхватив под локти, так что она теперь стояла на носках, и, склонившись, еще раз поцеловал. Дида с минуту слабо сопротивлялась, потом полностью подчинилась воле Синрика. Крепко прижимаясь к ней всем телом, он снова и снова целовал ее.

– Даже не верится, что я мог так здраво рассуждать всего несколько мгновений назад! – хрипло произнес Синрик, когда наконец-то оторвался от губ Диды. – Как же я ошибался. Никуда я тебя не отпущу!

– Что ты имеешь в виду?

– Не позволю, чтобы ты жила в заточении с этими женщинами.

– А что мне остается? – Теперь пришлось проявить благоразумие Диде. – Синрик, ты ведь вырос в семье друида и не хуже меня знаешь наши законы. Лианнон выбрала меня. А та, на кого указал перст Великой Богини…

– Я понимаю, ты все говоришь верно, но… – Он резко притянул ее к себе, но, когда заговорил снова, голос его был полон нежности. – Сегодня праздник костров. Отдайся мне этой ночью, и твоя семья с радостью благословит нас.

Совсем еще юные губы Диды сложились в не по-детски горькую усмешку.

– И как ты потом объяснишь все это моему отцу? Да и своему тоже.

– Бендейджид мне не отец, – поправил Диду Синрик.

– Да, знаю, – сказала девушка. – Но от этого ничего не меняется. Как уж ты к нему относишься – дело твое, но ведь мой-то отец – Арданос, и он придушит меня, а тебя отхлестает пастушьей плетью. Нравится мне это или нет, но все уже решено. Отныне мне суждено жить в Священной роще и хранить обет целомудрия, а ты – сын друида, во всяком случае, ты воспитан друидом, да и мать твоя – жрица, – поспешно добавила она. – Синрик, ты же сам говорил, что по прошествии трех лет я могу попросить, чтобы с меня сняли обет. И тогда…

– И тогда, – заверил Диду Синрик, – я увезу тебя на край света, если не будет другого выхода.

– Но ведь ты же говорил, что не должен обременять себя женой и детьми, – возразила девушка.

– Это не имеет никакого значения. Я хочу, чтобы мы были вместе, – отозвался Синрик. Именно это и хотела услышать от него Дида. – Сядь сюда рядом со мной, – добавил юноша. – Мы будем сидеть и смотреть на костры. Кто знает, когда еще у нас будет такая возможность. Мы расстаемся на три года, а это, – заключил он уныло, – почти то же самое, что навсегда.

Архидруид всей Британии стоял у ворот Лесной обители и смотрел ввысь на смеркающееся небо. С вершины холма доносился неровный гул голосов. Издали людская речь звучала, как щебетание перелетных птиц, отдыхающих на берегу озера. И откуда-то из глубины этого отдаленного рокота слышался барабанный бой. Скоро зажгут костры.

Минуты текли одна за одной, но Арданосу не хотелось никуда идти. Утром он был в Деве, где встречался с римским префектом. Вечером ему придется выслушивать жалобы людей, изнывающих под римским игом. Он не в состоянии сделать так, чтобы все были довольны. В лучшем случае можно попытаться сохранить хрупкое равновесие до тех пор, пока… а до каких пор? пока не заживут старые раны?

«И тому времени, старина, ты уже давно будешь в могиле! – размышлял он сам с собой. – Да и Лианнон тоже». Арданос тяжело вздохнул. На темнеющем небе замерцала первая звездочка.

– Госпожа готова принять вас, – услышал он за спиной чей-то мягкий голос. Арданос обернулся. У двери стояла одна из прислужниц Верховной Жрицы. Кажется, ее звали Миллин.

Покои Лианнон освещали висячие бронзовые лампы, и в их колеблющемся свете он разглядел Верховную Жрицу. Она сидела, тяжело откинувшись на спинку своего стула. Рядом с ней стояла Кейлин, ее верный страж. Молодая жрица с вызовом взглянула на Арданоса, потом отошла в сторону.