– Ты чего, в куртке обедаешь, что ли? – фыркнул Борисов и подмигнул Лямзину.

Уфимцева в отделе любили за незлобивый нрав и добрую душу, но не упускали случая подтрунить над ним. Одной из его черт, весьма помогавшей весельчакам, была патологическая неспособность различать в шутке шутку. Он всегда отвечал всем серьезно, совершенно не чувствуя иронии.

– На работе засиделся, и уже так есть хотелось, что не выдержал – купил пирожок и пакетик майонеза. Ну, на ходу разорвал и, когда майонез выдавливал, капнул на живот. Вот и пришлось на работу в штормовке идти.

– Уфимцев, откуда у тебя живот? Ты ведь тощий! Как же надо было пирожок в рот нести, чтобы на отсутствующий живот ляпнуть? Признавайся – вовсе там не майонез был. – Борисов заговорщицки подмигнул Лямзину. – Наверняка с девчонкой развлекся после работы, она помаду и оставила. А жена углядела.

– Да я, в самом деле… – начал оправдываться Уфимцев. Но его намечающийся пространный монолог прервал окрик Лямзина:

– Все, закончили перекур, давайте за работу! А то еще немного, и я тоже не хуже Уфимцева буду от холода трястись.

Майора не отпускало ощущение дежавю, как будто все происходящее уже когда-то было. Он подошел и вгляделся в лицо убитой. Совершенно точно – тот же тип внешности, что и в предыдущих случаях. А что, если именно отпущенный им Лавров, сам того не подозревая, имеет ключ к отгадке? Неспроста же он оказался так плотно замешан в этом деле.

Лямзин набрал номер Никиты и подождал, пока трубку сняли.

– Никита Сергеевич?

– Да, я.

– Вы не могли бы подъехать ко мне сегодня к вечеру или, лучше, завтра, скажем так, часа в три?

– Зачем? – насторожился Никита.

– Вы только не волнуйтесь, – торопливо успокоил его Лямзин, – это никоим образом с вами напрямую не связано, но… все-таки я очень прошу вас приехать. И возьмите с собой фотографии вашей жены.

Пауза так затянулась, что показалось – на другом конце провода никого нет. И тут Никита хрипло заговорил:

– Хорошо, я приеду. – Лавров запнулся. – Все равно собирался идти в милицию, подавать заявление об исчезновении Эльзы. Сделаю это у вас. Имею право?

– Я вас жду….

– Ну что, Эдуард Петрович, сворачиваемся? – Перед Лямзиным возник посиневший от холода Уфимцев. – Эксперт работу закончил, следователь протокол составил, ничего особого не найдено, в радиусе двухсот метров все облазили. Труповозка прибыла.

– Пусть грузят убитую, и поехали в управу, шеф уже звонил. – Лямзин окинул взглядом трясущегося Уфимцева. – Иди, садись в машину, а то, не ровен час, еще воспаление легких подхватишь. Спроси у эксперта, есть ли у него в запасниках спирт, можешь выпить пятьдесят граммов, я разрешаю.

День быстро катился к концу, а дел все еще было невпроворот, не получалось даже выкроить время, чтоб выпить чаю. Наконец, улучив свободную минуту, Лямзин вскочил, быстро нагрел себе чай и, закинув ноги на стол, развалился в кресле. В коридоре тут же послышался шум, и в кабинет буквально ворвались две женщины, судя по внешнему сходству – мать и дочь. Дебелого вида гражданка с порога начала что-то тараторить, размахивая руками и то и дело пиная дочь, девушка стояла рядом, понурив голову и шмыгая носом.

Лямзин ошалело слушал непрерывный треск, потом терпение его лопнуло, и он стукнул в сердцах рукой по столешнице.

– Так, стоп! Теперь тихо, внятно и спокойно. Что у вас случилось?

– Вот, – тетка опять пихнула девушку в желтое болоньевое плечо, – куртку ей порвал!

– Кто порвал куртку? – недоуменно спросил Лямзин, с досадой думая, что дежурный совсем с ума сошел, если к нему по делу о порванной куртке направил разбираться.

– Вот я и хочу, чтобы вы узнали – кто! – взорвалась тетка.

– Так, ясно. Рассказывай теперь ты. – Майор ткнул пальцем в дочку громогласной посетительницы, которая уже перестала шмыгать носом и исподтишка разглядывала Лямзина.

Девушка, немного полноватая, с хорошо развитой фигурой и с румянцем во всю щеку, выглядела лет на двадцать-двадцать пять. Судя по кокетливому взгляду, которым она одарила Лямзина, порча куртки ее особо не огорчала.

– Ну, это, – начала она, – иду я, значит, из колледжа…

– Покороче, – перебил ее Лямзин.

– Иду, а тут он…