Они не могли его убить. Зато могли не выпускать из пещер – барьер поставили. И не давать еды. И постоянно изматывать…

Если б его не нашел Лешка, он бы…

Сколько б он еще протянул? Дня три? Или два?

«Я не хочу это вспоминать. Не хочу».

У Стражей всегда светло и солнечно, ему раньше так нравилось бывать на папиной работе. Но сейчас тут нет папы. И от света иногда глаза болят. А папины друзья только обследуют и спрашивают: ты не пострадал? Ты что-нибудь вспомнил? Ты не чувствуешь каких-нибудь изменений? Ты ничего не вспомнил?

У него как-то странно нарушена аура. А магия при этом не пострадала. Так не бывает.

Он часто просыпается по ночам. Когда приходят плохие сны.

Нет, он не помнит, что снится, но это так страшно.

Стражи говорят, есть такие способы, чтоб не приходили кошмары. Учили, как расслабиться, как представить нужную картинку, настроиться на покой.

Но он пробовал, и это не помогло.

У него другое лекарство есть. Димка тихонько поворачивается на кровати и смотрит на младшего брата. Это Лешка вытащил его из того страшного места, которое он не помнит; Лешка помог вернуться домой. Лешка…

И, глядя на Лешку, Дим понемножку успокаивается. Он дома. Все хорошо. И всегда будет хорошо.

А тот кусочек холода и злости, который иногда шевелится в груди, нестрашный. Он совсем редко просыпается.

– Эй, очнись! Тоже пить не умеешь?

Лина с усилием приподнялась на локте. Как падала – не запомнилось. Что произошло? Повелитель все так же смотрел на нее, держа в руке оба бокала.

– Что?

– Пить будешь?

– Да.

– На. Так вот, о Лиге пресветлой, чтоб ее… Я уже приготовил им кое-что… Они запомнят! Пей, Лина, и слушай…

«Вся внимание, милорд. Ради вашего загадочного плана я не только коньяк, я горящий спирт глотну». Лина с самым преданным видом опустошила очередной бокал, хотя голова уже кружилась. То ли организм не посчитал этот напиток за яд, то ли она просто пила быстрей, чем коньяк из организма выводился. «Значит, Лигу по стенке размажете, да? Из-за Алекса? Наверно. Вот это, что в вашем голосе, эта боль – она настоящая. Только если он вернется, если вы узнаете правду, если… Тогда вы размажете его. Я знаю».

– Смена опознавателей, перерегистрация, ты про них слышала?

– Да, Вадим…

– Все это чушь. Опознаватели и раньше менялись. Но эти, новые, свяжут жизнь каждого с демоном… Пусть только попробуют прикончить еще хоть одного демона! Вместе с ним подохнут два десятка их человечков, которых все светлые так защищают. Вот так! И посмотрим, такие ли они светлые, какими себя считают!

Лина похолодела.

Очередной глоток протолкнулся в горло колючим льдом.

Все. Это конец. Теперь больше откладывать нельзя.

Финиш.

Так, метательные стрелки на месте, заряжены.

Аптечка рассредоточена, как полагается, чтоб легко достать медикаменты, даже если обездвижена.

Волосы закреплены. Одежда неновая. Плевать на вид, главное, чтоб движений не стесняла. В деле все решают доли секунды.

Ножи… амулет… браслет-телепорт…

Все.

Взгляд в зеркало – да!

Бесстрастное стекло отразило замкнутое, холодное лицо, плотно сжатые губы. Что ж, вполне соответствует образу «феникс на задании». Как раз подходит, ибо разговор предстоит непростой.

Глубокий вздох – спокойней. Все. Вперед, феникс.

Лина задержала дыхание и «шагнула».

Полутемная комната, алый переливающийся огонь на стене… К ней оборачивается светловолосая женщина.

– Привет, мама.

Лиз подняла брови. На миг что-то необычное метнулось в ее глазах, но тут же пропало. А может, это была только игра пламенных бликов?

– Ты? Что ж, привет. Интересно… – Быстрый оцениваюий взгляд на нежданно явившуюся дочь. – Неплохо выглядишь.

– Спасибо. – Тон самый нейтральный, но Лина быстро просчитывала варианты. Разговор должен получиться! От этого зависит слишком многое в дальнейшем.

– Сядешь? – Тон, словно они виделись только вчера.

Лина молча опускается в кресло и оглядывается. А тут ничего не изменилось. Лиз явно бросила свое увлечение интерьером. Все такое же, как при их последней встрече. Звенят, переплетаясь, цветные цепочки пузырьков; раскинув огненные крылья, мчится в бесконечном полете Феникс.

Угли «коврика» переливаются теплым оранжевым светом. Отсветы ложатся на лицо матери, делая его моложе и словно добрее. Обманчивое впечатление. Особенно когда она разглядывает дочь. Глаза Лиз, даром что в них пляшут теплые огоньки, кажутся острыми и словно ледяными. И голос такой же.