Шрифт:
Волна росла. Вот она уже как башни Дворца…
Горожане инстинктивно попятились, кое-кто вскинул руки к глазам, послышались крики. Из окрестных домов стали выбегать люди и замирать в безмолвном ужасе.
Волна росла.
Она смяла и поглотила окраинные домики. Стерла заброшенный стадион. Точно картонный детский кубик, раздавила пожарную вышку. Играючи сдула целую улицу…
И замедлила бег. Остановилась.
Точно в каком-то старом ужастике, точно в полузабытом кошмаре, в полной тишине над перепуганным городом нависла громадная зеленоватая стена. Пенные гребни прокатились по краю и застыли. Просто застыли. Стеной.
Замерли и люди. Прозрачная смерть повергла бы в ужас и троллей. Секунда. Две. Три… Головы одна за другой поворачивались к экрану. Красивые губы Вадима дернулись в злой улыбке:
– Это последний шанс для мятежников.
Шанс?! Вадим никому не давал шансов. Никогда. Неужели?
Над площадью вдруг материализовалась платформа. Она зависла в воздухе, черная, круглая, с толстым днищем, которое внезапно раскрылось многолепестковой диафрагмой, уронив на землю множество небольших предметов. Толпа в страхе отшатнулась, но они не взорвались и не напали – тихо осыпались в небольшую, не выше пояса, кучу.
– Это ваш последний шанс. Кто сдастся и признает свою вину, может надеть ошейник. Станет рабом, но останется жив. У вас пять минут.
Серо-зеленые глаза осмотрели побелевшие лица. И в жуткое молчание тяжело упали слова:
– Отсчет пошел.
Наверное, его голос отдавался в каждом уголке города, в каждом доме, потому что пустые улицы буквально за минуту заполнились людьми. Они оглядывались и, замечая зависшую смерть, цепенели. Потом бросались бежать. Паника, ужас, давка. Страх и смятение.
На городской площади несколько секунд все стояли в неподвижности. В молчании. В страхе. Потом медленно, как во сне, к темной груде наклонилась женщина. И защелкнула темное кольцо на шее ребенка. Подростка.
– Мама! – вскрикнул беловолосый паренек.
– Боже! – бросился к ним мужчина. – Рихи! Что ты делаешь? Отдаешь нашего сына… в рабы?
– Зато он будет жить! – закричала женщина. – Это не навсегда, пойми, Матиас. Он будет жить!
– Ма… – начал подросток, отчаянно пытаясь сдернуть ошейник… и растаял. Исчез.
– Карл! – Мужчина безнадежно рванулся, хватая воздух руками, и закрыл глаза, сломленный отчаянием. – Карл… Рихи…
Женщина закрыла лицо руками и разрыдалась.
Феникс недоверчиво смотрела на экран. Ошейник с вмонтированным призывом? Вот что еще готовилось, вот о чем хотел узнать Стрейзант! Вот что еще, может быть, вмонтировано в новые браслеты! Лина сжала кулаки. Проклятье!
Больше никто не сможет спрятаться – они притянут отовсюду, больше никому не уйти, не снять. Полное рабство. Вечное. Безнадежное.
Преисподняя!
По волне прошел шелест… рокот… она дрогнула и придвинулась. Чуть-чуть…
И к ошейникам протянулась вторая рука.
Демоны по-разному встречали сдачу людей.
– Милорд – это круто!
– Так их, обнаглели человечки!
– А вот эта беленькая, а? Мне б такую… в служанки.
– Нашел над чем ржать, придурок! Вдумайся лучше. Это не только людям показывают – это и нам: мол, поосторожней…
– А я уважаю вон того, который не сдается.
– Будет с кем поразвлечься, интересно, торги скоро?
Трудно описать то, что творилось на площади обреченного города. Люди сначала подходили по одному, пряча глаза, брали ошейники, застегивали и пропадали. Потом, когда на камень мостовой стали группами выбегать люди ближайших улиц, все смешалось. Ошейники хватали второпях, пытались унести своим, отставшим. Постепенно началась давка. Когда по волне с шумом прошелся пенный гребень, это словно сорвало какой-то предохранитель. Обезумев от страха, люди отталкивали друг друга, сбивали, падали…
Кто-то пытался навести порядок. Кто-то плакал.
Глаза выхватывали в мятущейся толпе то одну фигуру, то другую.
Юноша, умоляющий девушку спастись… Кто она ему – сестра? Любимая? Но ошейник она так и не взяла.
Мужчина, выбивающий из рук девочки ошейник, который она поднесла к своей шее.
Пожилой человек, силой застегивающий на горле мальчика черную ленту.
Вот парень отшвыривает в сторону старушку, хватая заветный ошейник. Молодая мать обнимает двух малышей и старается отвлечь их от волны, приговаривая что-то вроде: «Это не больно…»