Энни немного подождала, но потом решилась:

– Вы зачем-то звали меня, матушка?

Матушка Бернар прикрыла глаза и неразборчиво пробормотала молитву, прежде чем ответить.

– Сестра Жанна считает, что ты достаточно подготовлена и рвешься занять свое место в мире. Отец Жюль с ней согласен. – Она сделала паузу и решительно сообщила: – Завтра ты уезжаешь в Париж с отцом Жюлем и сестрой Николь.

Энни не поверила своим ушам. Не может быть! Завтра! После долгих месяцев приготовлений она все-таки уезжает.

– Завтра на рассвете. – Настоятельница закашлялась. – Хотя твоя свадьба состоится только через несколько недель – полагаю, где-то в конце апреля, – на меня, как на единственную мать-воспитательницу, падает обязанность объяснить тебе некоторые вещи, касающиеся твоего замужества. – Она беспокойно ерзала в своем кресле. – Начнем с того, что, выйдя за эти стены, ты никогда, ни при каких обстоятельствах не должна до свадьбы оставаться наедине с мужчиной. Тут не должно быть никаких исключений.

Энни скрыла любопытство под видом невинного удивления:

– И даже с отцом Жюлем?

– Да, даже с ним. – Матушка Бернар уткнулась лицом в какие-то бумаги. – А что касается того, что будет после твоего бракосочетания… есть определенные… э… физические действия, которые ты, как добрая жена… э… обязана выполнять. – Ее щеки стали пунцовыми. Она вскочила с кресла и пошла к окну, бормоча: – Не знаю, почему Жюль заставляет меня объяснять! Меня послали сюда почти сразу после окончания монастырской школы. Что я знаю об этих мирских делах?

Настоятельница повернулась, крепко сцепив руки. Ее следующие слова были медленными и обдуманными:

– Во время твоей брачной ночи твой муж будет… будет… э… совершать… определенные физические… действия над тобой, которые будут… которым ты… э… покоришься – да, покоришься, как обязана жена.

Энни была поражена растерянностью матушки Бернар. Она обычно говорила обо всем с непреклонной уверенностью.

Мать-настоятельница продолжала:

– Эти действия совершаются для продолжения рода. Ты понимаешь, что я имею в виду?

Энни, подняв брови, уставилась на матушку Бернар, лицо которой покрывали пятна румянца.

– Что-то, связанное с детьми?

Матушка Бернар с облегчением вздохнула.

– Именно. Ты помогала в коровнике при рождении детенышей и присутствовала в лечебнице при родах, так что с этим процессом ты, я знаю, знакома. – Она опять стала говорить неуверенно. – А что касается зачатия… может быть, те науки, которые ты изучала, рассказывали о размножении разных видов животных? – Она с надеждой посмотрела на Энни.

– Я изучала процесс размножения, но совсем не представляю, как это происходит у людей.

С лица матушки Бернар исчезла улыбка.

– А в природе ты не видела ничего такого, что могло бы… объяснить тебе?

Энни понятия не имела, на что намекает матушка Бернар. Удивленно раскрыв глаза, она покачала головой:

– Нет, матушка. Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Нет? – Матушка Бернар побарабанила пальцами. – Тогда я попробую описать, что в брачную ночь он – твой муж – будет… я хочу сказать, ты будешь… – В растерянности она окинула взглядом комнату, будто надеясь, что каким-то чудом перед глазами предстанут нужные слова. В конце концов она глубоко вздохнула, открыто посмотрела на Энни и сказала, чеканя каждое слово: – Истина в том, что ты без всяких вопросов отдаешь свое тело во власть мужа, когда вы окажетесь вместе в брачной постели. Вот! Это все, что я могу тебе сказать!

Как только разговор вернулся на более безопасную почву, к матушке Бернар возвратилась ее обычная уверенность.

– Мадам Флобер подготовила твое приданое. Твои сундуки готовы и упакованы. – Она подтолкнула Энни к двери. – Ну а теперь беги. У нас еще будет время после ужина, чтобы попрощаться.

Энни уперлась. Завтра ее отошлют в незнакомое место, она должна выйти замуж за человека, с которым никогда не встречалась, и войти в общество, законы которого она почти не знает. Она не позволит избавиться от себя, как от докучливого ребенка, и добьется, чтобы ей объяснили, кто она такая.

– Вы скажете мне мое имя?

Настоятельница встала у окна, рассматривая цветущие клумбы тюльпанов и гиацинтов в монастырском саду.

– Во имя нашего блага, нам лучше прекратить разговор. – Чуть подумав, она посмотрела в глаза Энни: – Спроси отца Жюля.

– Жаль. – Энни подошла к двери и распахнула ее. Прощаясь, она оглядела комнату, где училась последние десять лет, затем перевела обвиняющий взгляд на матушку Бернар. – Надеюсь, придет день, когда вы поймете, как тяжело, если тебе отказывают в самой невинной просьбе, такой отчаянно необходимой.