Энни, пристыженная, села на постели.

– Сюзанна. Дорогая Сюзанна. Ты могла бы обратиться ко мне. Я бы послала за твоими детьми.

Невольный смешок вырвался у домоправительницы.

– И хороши бы мы были сейчас, если бы привезли их в Мезон де Корбей или в Париж. Мы не смогли бы скрыться незамеченными с детьми. А если бы мы оставили их там, кто бы присматривал за ними? Поль? – При столь невероятной мысли она насмешливо вскинула брови. – Мадам Плери? Едва ли.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду. – Энни нахмурилась. Что бы сейчас сталось с детьми? Разве не оказались бы и они невинными жертвами ее пылкого, необдуманного поступка в Бастилии?

Энни прошептала:

– Мне очень жаль, Сюзанна. – Как же она замкнулась на себе, не думая ни о чем, кроме своих желаний, своих дел, своей боли. Она выпалила: – Даю слово, что сделаю все, что в моих силах, чтобы ты встретилась с детьми. – Ее голос дрогнул. – Я не знаю, что я смогу сделать, но клянусь, что попытаюсь. – Сюзанна подошла к окну и раздвинула занавески.

Из-за тенистого портика было видно безоблачное голубое небо, раскинувшееся над двором. Яркое утреннее солнце пока только предвещало яростную жару длинного дня.

– О, и день хороший, – Сюзанна указала на низкую стенку в конце сада. – У стены такой приятный ветерок, и море блестит, как тысячи бриллиантов.

– Море? – Выплывая из омута самобичевания, Энни смущенно призналась: – Всю жизнь, читая про море, я воображала себе, какое оно, и так мечтала увидеть его собственными глазами! – Она глубоко вздохнула. – Запах моря здесь такой сильный, что просто не дает мне уснуть.

– Ну вот, одна мечта уже сможет исполниться. – Сюзанна посмотрела в сторону сада. – Я поставлю вам кресло, а Жак перенесет вас туда. Вам не придется даже самой двигаться. – Не дожидаясь согласия Энни, она закричала: – Мари! Скорее иди сюда. Ее высочество встает!

Появилась Мари, и, как обычно, из нее потоком полились слова.

– О, я так рада, что ваша милость чувствует себя настолько хорошо, что может сидеть. Я молилась о том, чтобы я вновь понадобилась вашей милости. Я просто не смогу быть больше на этой кухне. – Она покраснела. – Ой, простите! Про кухню у меня вырвалось случайно. Я не из-за этого так радуюсь. Я хочу сказать, больше всего я счастлива, что вашей милости стало лучше. Я…

Энни не могла сдержать улыбку.

– Я знаю, Мари. Я тоже счастлива, что мне лучше.

Сюзанна сурово посмотрела на Мари.

– Когда будешь одевать ее милость, не болтай, как сорока. И будь поаккуратнее с ранами ее милости. – И, прихватив поднос с завтраком, съеденным лишь наполовину, Сюзанна направилась на кухню. В дверях она остановилась сделать последнее указание: – Когда ее милость будет готова, позови Жака. И запомни – никакой болтовни.

Мари устремила надменный взор в спину домоправительницы. И лишь когда та отошла на безопасное расстояние, где уже не могла ее услышать, девушка проворчала:

– Иди к своим горшкам и кастрюлям. Я лучше знаю, как одевать ее милость. Я – ее горничная. – Мари самодовольно кивнула госпоже, а затем занялась сундуком.

– Какое платье вы хотите надеть сегодня? Боюсь только, что выбор не слишком большой. Мы укладывались в такой спешке, и много места занял сундучок вашей милости…

– Мой сундучок! – Сердце Энни радостно встрепенулось. – Ты захватила с собой мои книги?

Мари гордо выпрямилась.

– Конечно. Все так, как говорила ваша милость, – сундучок всюду должен сопровождать вас. Жак пытался заставить меня не брать его, но я не уступила. – Заглянув еще раз в большой сундук, она удрученно покачала головой. – И в самом деле, мало что поместилось. Здесь всего несколько летних платьев и ночных сорочек, немного нижнего белья и несколько пар атласных комнатных туфелек. – Очевидно, что Мари и понятия не имела, какой чудесный подарок она сделала своей госпоже.

Впервые с тех пор, как она пришла в себя, Энни улыбнулась без грусти.

– Спасибо тебе, Мари. Я и сказать не могу, как много значат для меня эти книги. Ты хорошо сделала. – Эти книги в деревянном сундучке были для нее символом надежды. Она больше не чувствовала себя сиротой, не знающей своего прошлого, целиком оторванной от корней. У нее есть наследство отца – его книги.

Довольная похвалой госпожи, Мари вынула из сундука плотный корсаж из хлопка, украшенный изображением веточек абрикоса.

– Что скажете об этом, ваша милость?

Энни покачала головой.

– Нет. – Надевать даже самый удобный из взятых туалетов в таком климате и в таком ее состоянии – чистое наказание. Но Сюзанна права – нельзя же выйти из дома в ночной сорочке.

Энни перевела взгляд с тонкого, как паутинка, халата, брошенного поверх сундука, на подбитый ватой корсаж в руках у Мари. Она оценивающим взглядом окинула служанку с головы до ног.

– А сколько моих платьев ты взяла с собой, Мари?

– Шесть. Я постаралась выбрать ваши любимые, самые легкие и удобные, но…