Шрифт:
— На тот случай, если вы забудете о нашей безопасности.
— И что тогда? — нервно спросил Абдолла-хан.
Если с одним из нас произойдет неприятный случай, тут же досье ляжет на стол аятоллы. Ведь аятолла в Куме?
Абдолла-хан сжал зубы, и на его скулах заиграли желваки. Какая же свинья этот Кэнби!
— А если вы утеряете это досье? — не сдержал он гнева. — Что позволяет себе этот Кэнби!
— Не беспокойтесь, саркар. У наших людей в Куме три копии. Если одну потеряют, останется еще две.
Этого Абдолла-хан не ожидал. Какой-то подлый шантаж! Но ведь он еще нужен ЦРУ. Кроме него, у них никого не осталось, если не считать разбежавшихся шахских ищеек! Эти ребята из ЦРУ всегда вели себя нагло в Иране. Сейчас, пользуясь обстановкой, они удвоили свою наглость. Абдолла-хан готов был растерзать этого самоуверенного американца, сгноить в подвале, жечь огнем. Но он ничего не мог сделать и должен был теперь молча сносить издевательства этого щенка. Вот она — удавка! Он почти физически ощутил ее и непроизвольно потрогал ладонью шею.
Рэмбо не оставил без внимания этот жест и решил удавку несколько ослабить.
— Когда вы поможете нам сделать свое дело, все три копии лягут на ваш стол. Так велел Кэнби.
Слава Аллаху! И Абдолла-хан вдруг опомнился. А что, собственно, произошло? Кэнби, конечно, же, подстраховал своих людей, как считал нужным, — он за них отвечает в конце концов. Обычная работа. Просто сдали нервы, и он потерял выдержку. Не следовало бы показывать свою слабость этому бесцеремонному цэрэушнику.
Абдолла-хан взял себя в руки и улыбнулся.
— И чем же я могу вам помочь? — спросил он. — Угощайтесь, прошу вас. Али… — он вопросительно посмотрел на Рэмбо.
— Камаль, — подсказал Рэмбо.
— Угощайтесь, Камаль. Так я слушаю вас.
— Среди заложников посольства, — начал Рэмбо не торопясь, — находится человек, который не имеет никакого отношения к дипломатическому корпусу.
— А я не имею никакого отношения к заложникам, — улыбнулся Абдолла-хан.
— Я этого не слышал, — спокойно сказал Рэмбо.
— Вы мне угрожаете? — повысил голос Абдолла-хан.
— Вы правильно меня поняли, саркар, — Рэмбо слегка поклонился. — Еще одна ложь будет вашей последней ложью, — я прерву наш разговор. Мы обойдемся без вас, но вы уже не будете нужны никому, — Рэмбо помолчал и все же решил добавить для убедительности: — Не позднее чем сегодня к вечеру аятолла просто прикажет отрубить вам голову, а тело бросить собакам. Извините, саркар, за резкость. Но я знаю аятоллу — именно так он поступает с предателями. Он решительный человек, и я преклоняюсь перед ним, да продлит Аллах его годы.
Лицо Абдоллы-хана налилось кровью. Нет, не было никакой возможности освободиться от этой удавки!
— Наши люди из охраны посольства — а их там много — сказали нам, что уважаемый Фуад, — Рэмбо посмотрел в сторону Фуада, — приходил туда. К кому вы ходили, уважаемый Фуад?
Фуад даже не пошевелился. Он продолжал молча смотреть в живот Али, будто этот разговор вовсе его не касался.
— Так к кому он ходил, саркар?
— К Тому Пери, — выдавил из себя Абдолла-хан.
— А зачем?
— Об этом долго рассказывать, — нехотя проговорил Абдолла-хан.
— Постарайтесь покороче, саркар, — попросил Рэмбо. — У нас действительно нет времени.
— Пери честный бизнесмен, а такие люди еще будут нужны нашей стране, — заученно сказал Абдолла-хан. — Наши страны…
— Так вы хотели его освободить? — перебил Рэмбо.
— Мы хотели прощупать возможности.
— Это верно, Фуад?
— Саркар никогда не лжет, — сказал Фуад, продолжая смотреть в живот Али.
— И вы прощупали эти возможности? — спросил Рэмбо Абдоллу-хана.
— Том Пери готов пожертвовать любую сумму "Фонду исламской революции", чтобы доказать свою лояльность новому правительству.
— Саркар, — укоризненно сказал Рэмбо, — если бы вы не нервничали, мы давно бы обо всем договорились. Ральф Пери, со своей стороны, готов заплатить ЦРУ любую сумму, чтобы выкупить оригинал вашего досье и доставить, куда вам будет угодно.
— В обмен на Тома Пери? — спросил с нажимом на имени Абдолла-хан и рассмеялся.
Теперь он понял, кто такой этот Том Пери, если для его освобождения ЦРУ бросило в Кум целый десант "паломников" и даже готово откупиться от него, Абдоллы-хана! И он почувствовал себя хозяином положения.