Шрифт:
— Нет. Рассказывай сейчас. Мне не терпится узнать, как ты избежала суда омниор!
Селена пустилась в продолжение своего рассказа, а Анаид вооружилась вилкой и набросилась на яичницу.
Мы с Гуннаром сбежали на ночном поезде, шедшем на север.
Мне было всего семнадцать. Я была легкомысленна и немного взбалмошна. И еще, я, наверное, первой из омниор решилась вырваться из-под опеки своего клана, ослушавшись приказа самой Предводительницы всех кланов западных омниор. Однако я вцепилась в мысль о бегстве, как утопающий хватается за соломинку, не желая представать перед судом племени и видеть свою мать.
Хотя Гуннар и был ошеломлен известием о гибели Метрикселлы, он поверил, что я ее не убивала, согласившись, что мне лучше скрыться от полиции, и помог подготовить наше бегство. Впрочем, Гуннар не знал, что в первую очередь я бежала от омниор, которых боялась гораздо больше любой полиции.
Мы решили не садиться на самолет и не проходить таможню. Наше бегство должно было остаться для всех тайной. Наш путь лежал по тайным тропам к мысу Нордкап, [49] где летом никогда не заходит солнце. В ясные дни с Нордкапа даже виден Конец Света — страшный обрыв, с которого свергаются в бездонную пропасть корабли безумцев, рискнувших отправиться в плавание в тех краях. Сама я этого не видела, но так гласили лапландские предания.
49
Нордкап — мыс на острове Магере на севере Норвегии. Считается самой северной точкой Европы.
А еще я рассчитывала на то, что мы успеем отпраздновать на Нордкапе день летнего солнцестояния, и призналась Гуннару, что мне хотелось бы оказаться рядом с Концом Света в самый длинный день в году и провести с ним на этом мысе всю белую ночь.
Я не стала объяснять Гуннару, что мы, омниоры, в такую ночь справляем огненный обряд, призывая солнце безраздельно править миром, и бросая в костер свои старые атамы. Не сказала я своему викингу и о том, что хотела воспользоваться магической ночью, чтобы начать новую жизнь, забыть о своем печальном детстве, забыть омниор своего клана, гибель Метрикселлы и не дававший мне ни днем, ни ночью покоя вопрос о том, кто же вонзил ей в сердце мой атам.
Я сбежала на рассвете с небольшим чемоданом, фальшивым паспортом и Лолой в кармане, не оставив никому даже записки. Гуннар уже ждал меня на вокзале, где мы незаметно сели в поезд, как пустившиеся в бега любовники. В маленьком купе я взяла Гуннара за руку, закрыла глаза и не открывала их до тех пор, пока свисток дежурного по вокзалу не оповестил всех об отправлении поезда.
Ритмичный стук колес сразу прогнал снедавшую меня в последние недели тревогу. Наконец мои кошмары остались позади!
На жестких полках маленького купе я почувствовала себя свободной. Рядом сидел мой обожаемый викинг, а передо мной расстилалась бесконечная дорога в прекрасные, ослепительно белые дали.
Недолго думая, я выбросила в окно свою волшебную палочку, и с меня с тихим шорохом спала защита, невидимо связывавшая меня с остальными омниорами. Теперь они не могли докучать мне своими мысленными вызовами. Потом я попросила Гуннара, чтобы он меня обнял, и он так крепко стиснул меня в своих объятиях, что у меня захватило дух.
— Как тебе кажется, я не изменилась? — в шутку спросила я Гуннара, который, конечно, не мог знать, что впервые обнимает обычную беззащитную девушку, а не коварную колдунью.
— Ты моя финикийская богиня, — пробормотал Гуннар. — Богиня любви, чьих объятий не избежать…
Пожалуй, он сказал это не к месту. В начале пути никогда не следует упоминать приносящих смерть и горе божеств. Разумеется, я больше не хотела быть колдуньей, но все равно, улучив момент, когда Гуннар меня не видел, и перед сном трижды бросила щепотку соли через плечо и произнесла защитное заклинание.
На следующее утро я в очередной раз принялась писать письмо Деметре. Я должна была сообщить ей, что искать меня бессмысленно, но не находила достаточно веских и убедительных аргументов. И вот, когда мне что-то начало приходить в голову, и я взялась за ручку, раздался вопль Гуннара:
— Что это?!
Гуннар тыкал пальцем в дрожащий меховой комочек в боковом кармане моей сумки.
— Это Лола.
— Терпеть не могу крыс!
— Это не крыса, а хомяк.
— Крысы грязные и вредные. Они портят посевы, кусают детей и разносят заразу!
Неужели мой отважный викинг боится мышей?! Достав Лолу из сумки, я поднесла ее к нему поближе и зарычала.
Впрочем, моя шутка не удалась, потому что Гуннар сразу погрустнел.
— Кажется, это хомяк Метрикселлы, — пробормотал он.
— Она попросила меня о нем позаботиться, — беспомощно развела я руками.
— Бедная Метрикселла…
До этого мы с Гуннаром еще ни разу не говорили о ее гибели, словно произошедшее с Метрикселлой было постыдным секретом. Хотя Гуннар и верил в мою невиновность, когда что-то напоминало ему о Метрикселле, я замечала в его глазах мимолетную боль. Конечно, это могло мне лишь мерещиться, но чтобы Лола не превратилась в призрак Метрикселлы, я решила как следует ее спрятать и выпускать только по ночам.