Но для всех христиан — и особенно для народа Венеции, — которые ликуют в эти торжественные октябрьские дни, истинная важность Лепанто заключалась не в стратегии или тактике; победа имела моральное значение. Тяжелая черная туча, которая нависала над ними в течение двух веков и которая с 1453 года неуклонно становилась все более угрожающей, до тех пор, пока они не почувствовали, что их дни сочтены, — эта туча вдруг исчезла. За совсем недолгое время возродилась надежда. Возможно, венецианский историк Паоло Парута лучше всех выразил общественное мнение во время надгробной речи в соборе Сан Марко, посвященной тем, кто пал в битве:

«Расторопность и готовность поймать случай»: для Венеции после Лепанто это могло означать только одно. Их славная победа должна быть немедленно доведена до конца. Нельзя давать туркам ни отдыха, ни времени перевести дух; их нужно преследовать и снова навязать им битву, прежде чем у них будет возможность восстановить свои подорванные силы, и пока союзники все еще имеют стимул двигаться вперед. Это было обращение, которое Венеция предложила на обсуждение своим испанским и папским союзникам; но ее доводы те пропустили мимо ушей. Предположительно дон Хуан Австрийский тайно согласился и был бы только рад поспешить, чтобы успеть до зимы; но у него были приказы Филиппа, которым он не мог не повиноваться. По условиям лиги, союзные силы должны были снова собраться весной; до тех пор дон Хуан должен был распрощаться с союзниками. Он вернулся со своим флотом в Мессину, куда они прибыли 1 ноября.

К весне 1572 года венецианцам стало ясно, что интуиция их не подвела. Испания, как обычно, увиливала и мешкала, выдвигая одно возражение за другим. Папа делал все возможное, чтобы побудить испанцев к действиям, но он уже был болен и 1 мая скончался. С его смертью лигу покинул боевой дух. Наконец, потеряв надежду на помощь испанцев, Венеция решила самостоятельно предпринять экспедицию, к которой добровольно присоединился Маркантонио Колонна с эскадрой папских галер. Только тогда испанцы были вынуждены действовать. Они не желали остаться в стороне, если будет одержана еще одна победа. Филипп больше не возражал, и в июне дон Хуан Австрийский наконец получил позволение присоединиться к своим союзникам.

Флот соединился у Корфу и направился на юг в поисках врага. С некоторым беспокойством союзники узнали, что за восемь месяцев, прошедших после Лепанто, Селим сумел построить новый флот из 150 галер и восьми галеасов — эти последние были новшеством для турок, на которых, очевидно, произвело сильное впечатление, насколько блестящее применение этим кораблям нашел дон Хуан Австрийский при Лепанто. Однако прошел слух, что корабельные плотники, осознававшие участь, которая их ожидала, если им не удалось бы завершить работу в установленный султаном срок, были вынуждены использовать сырую древесину; что пушки были отлиты поспешно и многие из них непригодны для использования; и что насильно завербованные на службу после ужасных потерь при Лепанто команды почти не обучены. Было маловероятно, что они доставили бы союзникам большие трудности. Главной задачей было навязать туркам сражение.

Так в действительности и оказалось. Флоты встретились у Модоны — в течение 250 лет это была одна из основных венецианских факторий в Пелопоннесе, пока ее не отнял султан в 1500 году, — и сразу же турки укрылись в гавани. Союзники погнались за ними, заняли позицию прямо у входа в гавань, у Наварино (современный Пилос) и стали ждать. Модона, как им было известно, не могла долго обеспечивать флот таких размеров. Гористая местность была бесплодна, дороги отсутствовали; все снабжение могло осуществляться лишь с моря. Казалось, нужно просто подождать и враг будет вынужден выйти из укрытия, а затем последовало бы повторение битвы при Лепанто.

Но снова надежды Венеции были разрушены; и снова причиной тому стали испанцы. 6 октября дон Хуан внезапно объявил, что он не может дольше оставаться в греческих водах и возвращается на запад. Фоскарини, ошеломленный, спросил о причине и, когда принц дал неубедительный ответ, что его запасы провианта подходят к концу, сразу же предложил снабдить его провизией из собственных припасов и, если это необходимо, приказать, чтобы из Венеции доставили еще. Но дон Хуан, несомненно действуя согласно новым приказам из Испании, был непоколебим. Колонна его поддержал. Фоскарини должен был признать, что его флот не был достаточно большим, чтобы противостоять туркам в одиночку. Он кипел от ярости при мысли об упущенной возможности, но, не имея выбора, отдал приказ возвращаться.