— Это дружественный акт, — без особой уверенности прокомментировал губернатор. — Большой корабль, вы говорите?

— Это не военное судно, ваше превосходительство.

— Кхм, кхм. Откуда вы прибыли?

— С небольшого мира в секторе Сантанни, ваше превосходительство. Возможно, вы и не подозреваете о его существовании, поскольку он ничем не знаменит. Мы заинтересованы в установлении торговых связей.

— А, торговля? Что есть у вас на продажу?

— Всевозможные машины, ваше превосходительство. Для обмена на продовольствие, древесину, руду…

— Кхм, кхм, — казалось, губернатора одолевают сомнения. — Я мало разбираюсь в таких делах.

Возможно, удастся договориться ко взаимной выгоде. Возможно. После того, как я ознакомлюсь с вашими полномочиями, — ибо, как вы понимаете, для того, чтобы дела могли двинуться дальше, мое правительство затребует дополнительную информацию, — и после того, как я осмотрю ваш корабль, не исключено, что для вас будет иметь смысл проследовать на Ределл.

Ответа не было, и отношение губернатора к гостям стало подмерзать на глазах.

— Во всяком случае, необходимо, чтобы я увидел ваш корабль.

Чаннис сказал отчужденно:

— Корабль, к несчастью, в данный момент находится на ремонте. Если ваше превосходительство не будет возражать против предоставления нам сорокавосьмичасовой отсрочки, звездолет будет к вашим услугам.

— Я не имею привычки ждать.

Притчер впервые столкнулся взглядом с глазами губернатора, и его дыхание на миг прервалось. Его охватило чувство, будто он тонет, но через секунду он оторвал взгляд.

Чаннис был непоколебим. Он заявил:

— В течение сорока восьми часов звездолет не может быть посажен, ваше превосходительство.

Мы здесь, безоружные. Можете ли вы сомневаться в искренности наших намерений?

Последовало долгое молчание. Затем губернатор ворчливо произнес:

— Расскажите мне о мире, из которого вы прибыли.

Этим все и кончилось. Выражений неудовольствия больше не было. Выполнив свой официальный долг, губернатор, видимо, потерял дальнейший интерес, и аудиенция уныло сошла на нет.

По возвращении в комнату Притчер встряхнулся и занялся самопроверкой.

Осторожно, затаив дыхание, он «ощупал» свои эмоции. Без сомнения, он не казался себе изменившимся, но должна ли была проявиться хоть какая-нибудь разница? Чувствовал ли он себя иным после Обращения Мула? Разве и тогда не было впечатления, что все идет как надо?

Он принялся экспериментировать.

Безучастно и намеренно он прокричал внутри безмолвных тайников своего сознания: «Второе Установление должно быть обнаружено и уничтожено».

И в ответ в нем пробудилась искренняя, без малейших колебаний ненависть.

А затем он попытался мысленно заменить слова «Второе Установление» на «Мул», и тут же дыхание его прервалось, а язык онемел.

Пока что все было хорошо.

Но если им управляли по-другому, более тонко? Если внесены были только самые мелкие изменения? Изменения, которых он не может обнаружить, ибо само их существование искажает характер его рассуждений?

Выяснить это было невозможно.

Но он по-прежнему чувствовал абсолютную преданность Мулу! Раз это осталось неизменным, все остальное не имело значения.

Он снова заставил свой ум действовать. Чаннис возился в своем углу комнаты. Ноготь большого пальца Притчера коснулся наручного коммуникатора.

И, получив ответ, он ощутил, как его затопил прилив облегчения — и схлынул, оставив чувство изнеможения.

Внешний облик Притчера оставался невозмутимым, но все внутри кричало от радости — и когда Чаннис обернулся к нему, генерал знал, что фарс заканчивается.

Двое Спикеров повстречались на дороге, и один остановил другого.

— Первый Спикер уже сообщил мне кое-что.

В глазах собеседника замерцало легкое беспокойство.

— Точка пересечения?

— Да! Дожить бы нам до рассвета!

Если Чаннис и заметил перемены в поведении Притчера и в их взаимоотношениях, он этого никак не показывал. Откинувшись на жесткую деревянную скамейку и вытянув ноги перед собой, он спросил:

— Как вам губернатор?

Притчер пожал плечами.

— Ничего особенного. Он явно не произвел на меня впечатления ментального гения. Очень плохой образец Второго Установителя — если, конечно, он и в самом деле является таковым.