Она вышла из трамвая, и мы пошли к Рите. У подъезда сказала:

— Ты, я надеюсь, здесь меня подождешь? Понимаешь, у нее такие родители…

Я понял.

И сразу стало чуть-чуть нехорошо. Опять вспомнился Витька, его скорый приезд. Но я крепился и не подал виду, что обижен.

…У нее болела нога, но мы пошли пешком. Разговор, как никогда, вязался, и мне опять было дьявольски хорошо! Говорили о работе, я похвастался, что у меня хороший объект, много знакомых. Есть, правда, одна девушка, с которой еще не познакомился.

— Молодая?

— Молодая. И красивая.

— И красивая? Познакомься обязательно!

— Ох уж, — говорю, — эти мне знакомства… Надоели. Не знаю, куда деваться.

— Что, осаждают?

— Осаждают.

— И я, наверно, одна из осаждающих?

— Нет, что ты! Скорее, я по отношению к тебе один из осаждающих.

— Меня никто не осаждает… кроме тебя.

Не знаю, что и сказать. И верится и не верится. Сразу в голову вернулась желанная идейка, что Витька, мол, так, забытый друг.

Разговор вернулся (мы начали его еще сидя в троллейбусе) к скорой моей службе в армии (хорошо бы остаться служить в Перми). Она вроде «за».

Заговорили о Вовке. Он идет в институт. Если не сдаст, возьмут в армию.

— И ты будешь жалеть?

— Конечно, ведь как-никак он мой будущий муж…

— Да?

Я выдавил из себя этот вопрос, просто выдавил. Я не мог говорить. Как — Вовка? Ведь у нее же есть Витька! В голове страшный сумбур. И пустота. Никаких мыслей, ничего, только — ужас. Неотступпый.

— Серьезно?

— Да нет… Это наши родители так издавна решили, когда меня еще не было.

Не верю, не хочу верить, не могу поверить, не знаю, чему верить!

— Нет, ты это серьезно?

— Нет, это шутка.

— Добрая шутка, да?

— Ну, а если б и серьезно, то что? (Нет, вы слышали: «то что?»!)

— Мы с ним поссорились. Он поссорился с одним там парнем…

— С Витькой?

— Да.

И опять я отключил свой рассудок:

— Надо будет и мне с ним поссориться. А?

— Ну и что? Пожалуйста! Он, знаешь… Ему это все равно. Он даже и внимания на это не обратит.

Ясно, господи? Очень все ясно. Она любит Витьку, ждет его, и Витька вполне прав, что верит ей, надеется на ее любовь. И я от этого еще больше люблю ее. Она ждет, она любит и ради этой любви готова на все: на ссору, на разрыв дружбы. Какая же она хорошая девчонка!

…Сейчас сижу в теплушке. Люська с бригадой, наши «землепроходцы», грызут землю: последние метры траншеи с этой стороны цеха. Наверху еще много «копоти». Внизу осталось выкопать под резервуар для отстойника. Завтра придут каменщики — Ахмадулин, Чекуров, Фофанова. Сразу же начнем ставить колодцы.

За окном у тепляка мудрят над домкратом наши крановщики — Петро с Иваном. Киров (его все зовут по фамилии, Иосифом Петровичем величают редко) дает свои «весьма ценные указания». Он умный человек и работяга. Два его «наемных» товарища — Саша-бульдозерист (все его так зовут, хотя ему уже за пятьдесят) и Николай — любят посачковать, особенно последний.

Только что заходила Маша — та самая, которая «красивая и молодая». Поморгали друг другу, поулыбались. Она болтушка. Несет без умолку. Зашли Киров и Николай. Кран у них с монтажа колонн забрали под выгрузку: пришло два вагона с железобетоном.

Заскочил Иван, ругая на чем свет стоит шофера Шангина. Они друг друга обзывают тунеядцами, причем к шоферу это вполне применимо.

— Ну что, курилки, курите на улице, нечего тут.

— Скажи уж, завидно.

— А вообще-то да, завидно.

— А что ты, не куришь, что ли? — Киров сквозь свои оригинальные очки посмотрел на Ивана.

— Нет. А ты чо, куришь?

— Не, я его с хлебом ем.

Пришли Петро, Саша-бульдозерист и бригадир Люська. Сегодня должны давать деньги, и все разговоры — на эту тему. Хотят уехать раньше.

Отослал Люську копать котлован и опять предался свежим воспоминаниям…

— Ты мне все-таки испортишь сегодня настроение.

— Чем?

— Как чем?..

Сима сердится на меня вполне справедливо. Я нарушил ее равновесие, обидел ее чувство к Витьке.

У подъезда она сказала в ответ на мои извинения:

— У меня разговор все о том же. Это для того, чтобы товарищи не очень забывались. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи. — На душе противно, хочется кричать и биться головой о стенку.