Шрифт:
1. Денег на дорогу не надо, ибо даже если самолетом лететь — бесплатно. Доплачивать буквально копейки. Буду бить на самолет.
2. Напрасно возмущение насчет возможной задержки из-за работы. Объявляется отпуск, но не день отпуска (отъезда). Так или иначе я поеду, будь это хоть через полгода, хоть через год, хоть завтра. И совершенно справедливо будет, если из-за срочной работы меня не отпустят, т. к. работа моя (по моей специальности) всегда срочная. Опять же остается одно: будем надеяться.
Советы «дорожные» учту, разумеется. Мама все думает почему-то, что меня злоумышленники непременно должны выкинуть по дороге из тамбура. Не боись! Из-за этого, может быть, только самолетом и полечу. А если поездом, то буду, ежели надо выйти в тамбур, просить соседа по купе привязывать меня за ногу веревочкой, чтоб не потерялся. Только как быть, если и сосед того… со злым умыслом? Мабуть, не ехать?
Все это шуточки. Главное — не бояться. Надеюсь к Новому году быть дома…»
Оно наступит — то самое утро, твое первое утро в родном доме.
В запотевших с холода очках, радостный, ты будешь стоять посреди комнаты, чуть оглушенный восклицаниями и объятиями.
Шинель в мелких капельках тающей изморози.
Армейская звездочка на солдатской ушанке.
Улыбаешься — ямочки на щеках.
Потом хохочешь. И «обзываешь» кота мировым парнем…
А я гляжу на тебя и представляю себе другое утро, до которого уже рукой подать — всего два года, — утро, когда ты войдешь в дом и скажешь:
— Ну вот и все. Вот я и дома…
Мама первая кинется тебя обнимать. И прижмется к твоей груди головой. Не знаю, есть ли на свете большее счастье, чем это: голова матери, припавшая к груди сына, к его шинели, поседевшие прядки на сером солдатском сукне…
А что буду делать я? Не знаю… Скорее всего, буду просто стоять, не умея найти слов, равноценных моему счастью. Но они вдруг сами меня отыщут — слова из твоего детства. Простые, как жажда. И я скажу:
— А у нас дома воды сколько хочешь…
И увижу твою улыбку, от которой самому хочется улыбаться. Улыбаться и говорить людям самые бережные, самые ласковые слова.
ПИСЬМО ДЕВЯТОЕ
…И вот уже только семь деньков остается до того главного твоего дня, о котором вспоминать будешь позже в письме к Татьянке. В письме, от которого я отвлекся к твоим дневникам и тем письмам первого солдатского года, чтобы обстоятельно разобраться: что же было там — по ту сторону твоей надежды на лучшее.
«Мечтая о лучшем», ты служил. С этим ехал домой, в отпуск. «Мечтая о лучшем», шел на выпускной вечер в техникум — ее выпускной вечер: Сима заканчивала ученье.
Зная теперь, как все было, я не могу понять: на что ты надеялся? Но, значит, было что-то, о чем не знал даже твой дневник. Только — что?
Или просто жила в тебе надежда, которую немыслимо объяснить: надежды, как и сказки, сгорают от объяснений. Одно я понял: нет, не случайным увлечением было твое чувство к Симе — уже по одному тому угадывается серьезность чувства, сколько огня и сил тратят, чтобы выжечь его из сердца.
Что было на том вечере, 27 декабря, Татьянка расскажет мне позже.
Сима встретила тебя холодно. Ты чувствовал себя на редкость одиноким. И хотя появление солдата в техникуме, где учился, — все-таки праздник, хотя друзья окружили, но ты еще сильней в их кругу ощутил одиночество. Захотелось бежать, все равно куда, от самого себя уйти — не помнить, забыть все…
А в пустом коридоре страшней, неотступнее навалилась тоска.
Дернул за ручку первую попавшуюся дверь. Запертая, она не поддалась. Ты рванул опять — и выдрал скобу с винтами…
Неизвестно, что сделал бы ты в следующую минуту, но чьи-то легкие пальцы легли на твою руку:
— Успокойся, Саша. Пойдем. Я прошу…
Рядом была Татьянка.
Вот об этой самой минуте и скажешь ты ей в январском своем письме: «…искал долго, мучительно, шел напролом сквозь дебри, пока не оглянулся и не увидел, что… за мной грустно и терпеливо шла ты. Ты знаешь, когда я оглянулся. Это было 27-го…»
И она откликнется — тоже в письме — на твое признание: «Родной… тогда было слишком больно видеть твои мучения». А ты подхватишь этот отклик сердца:
«…В тот вечер ты была рядом со мной, и я понял, что кому-то нужен. Нужен, понимаешь?
Я понял, что нужен тебе. И я был счастлив… Я много вспомнил тогда на вечере. Очень четко помню тот момент, когда писал тебе адрес. Я был нужен тебе, но ты мне нужна была еще больше, и вдруг просто, совсем по-мальчишески захотел, очень захотел, чтобы на мой военный адрес пришло хотя бы одно письмо человека, которому ты нужен и который нужен тебе.
Так неужели тебе не ясно еще, что действительно вернула мне жизнь?.. И я могу повторить тысячу раз: да, ты. Ты вернула меня к жизни тогда. Ты дала мне новую жизнь, ту, которую без тебя я мог бы искать еще долгие годы. Я нашел бы ее все равно, но сейчас я не могу представить того, чтобы в моей жизни не было тебя.