Шрифт:
…И уже прибег. Ходил в клуб к строителям, посмотрел «Первые радости». Ничего. Хорошая фильма. Сейчас попьем чаю и — спать.
А вы?»
«2 мая.
Позавчера вернулся в роту, до этого жил десять дней в лаборатории. Может быть, после праздников опять туда уеду.
Книги получил, большое спасибо. Буду по мере сил одолевать науку.
Перед праздником получили мундиры, вчера при полном шике и блеске ходили на парад, в котором участвовал первый раз.
А сейчас в честь праздника у нас начинаются танцы. Это по-нашему так называется, а официально — вечер отдыха. Что ж, можно и отдохнуть, не так ли?»
«14 мая.
9 мая в честь праздника совершил променаж на самую высокую в округе сопку и весьма был огорчен, что она не самая высокая. С нее чудесный вид открывается. На самой вершине сопки цветут бессмертники весьма интересной конструкции: без стебля. Прямо на земле или камне «валяются» такие розеточки. Вообще здесь все коротконогое, включая котов. Это своеобразная защита от ветра, я полагаю. Один цветок из «семейства коротконогих» высылаю в сушеном виде. Что за цветик, не знаю. Зацвели они раньше, чем трава начала пробиваться: на черной земле синие и фиолетовые островки этих цветов создают приятную картину. Сейчас островки окружила молодая травка, на которой завтра собираюсь отдохнуть во время намеченной прогулочки в сопки. Позагораю ужо. Солнце печет уже здорово. Что-то будет в июле?! Если сейчас после часа пребывания на солнце гимнастерка начинает гореть красным накалом, то вскоре можно и до белого каления дойтить-с.
Впрочем, не пугайтесь, дядя шутит…»
Пускай «дядя шутит»… Чем больше улыбки в письмах сына, тем светлей дома, тем спокойнее маме, для которой даже пустяковая тучка в синеве всегда подсвечена с краешка отблеском тревоги. Потому и праздничная ее открытка полна будет самых светлых надежд:
«Родной мой! Сегодня День Прбеды! Поздравляю тебя с ним. Желаю тебе и твоим товарищам мирной, счастливой, красивой и чистой жизни, за которую отдали когда-то свои жизни такие же молодые солдаты. Низкий поклон им и вечная память! А вам, мои родные, — долгой и счастливой жизни! К моим пожеланиям и поздравлениям присоединяются папа и Лина.
Целуем тебя, Сашенька! Твоя мама».
«27 мая.
Здравствуйте, дорогие… Сегодня вернулся в часть, буду жить пока здесь, а значит, и писать вам регулярно. Спасибо вам за посылку и поздравление к 26-му. Мама, ты напрасно сетуешь на то, что мало-де послала и все такое прочее. Не беспокойся об этом, пожалуйста. Повторяю, «мне не рыба важна», как Райкин говорит. Так что вот…
В остальном все по-прежнему, исключая то, что сегодня бросил курить. Надо ж было чем-то отметить день рождения. Вот я и отметил. Раз десять уже бросал — не выходило. А теперь бросил и написал вам, чтобы вы знали, вернее, чтобы я знал, что если не сдержусь, то крепко вас (извините) надую. Пусть хоть это будет для меня уздечкой, те-се-зеть.
Вот — все. От Гоши сегодня поздравительную телеграмму получил. Балует меня братаня…
Крепко вас целую. Ваш Саша».
В этот день тебе исполнилось двадцать лет.
Двадцать. В роте ты получил от товарищей подарки: большой синий альбом для фотографий и записную книжку-памятку. «Александру от сослуживцев» — лаконично и до предела торжественно.
…И сейчас я на память повторяю летучие строки, которые позже, может на ходу даже, ты запишешь в эту дареную книжечку: «Восход солнца в тумане над дорогой. В оранжевом диске, как в окне, проплывают силуэты машин, людей…»
Подмеченная тобой красота, пройти мимо которой не смог.
Но только ли красота?
Потом, потом… Я вернусь к этому позже. А сейчас:
«12–13 июня.
Я, выражаясь попросту, совсем оскотинился. За две недели не мог вам ничего царапнуть. Но не спешите с выводами и не ругайте меня очень-то. В том все дело, что закрутился как белка в колесе. В автомобильном. Дня не проходит, чтобы не ездил куда-нибудь на нашей передвижной электротехнической лаборатории. От зари до зари, как говорится. Приедешь с работы, упадешь в постель, и не до писем тут… Два месяца никому не пишу, кроме как вам. Только не думайте, что такая работа интенсивная мне в тягость. Напротив, так даже легче. Бездельничать — трудней.
Даже на вашу телеграмму не могу 4 дня ответить: почта только днем работает, а в это блаженное время я обычно ковыляю где-нибудь в степи с кабелеискателем в руках и слушаю в наушники, как звенит трасса — пик-пик-пик… Протаскаешься так дотемна, пока не услышишь желанный взлет звука и затем — обрыв его, потопчешься несколько раз для верности на этом месте, всадишь кол в землю и заорешь дурным голосом: «Нашел!!»
Вот так вот.
Пардон, часика через два допишу…
…Вчера так и не мог дописать. Собственно, и писать-то нечего…
Да, мама! Как это, бишь, сказано в Писании: «И нет ничего тайного, что не сделалось бы явным». Это я к тому, что ты все-таки написала насчет моих вещей командиру той (прежней) части. Заставила человека гоняться за мной. А я, понимаете, в то время в командировочках мыкался. Наконец свиделись с ним, неплохо побеседовали, почитал я твое письмо и в конце всего решил, что теперь начатое тобой дело надо довести до конца…
Да, вы спрашиваете о моих экзаменах. Сдал. На днях буду пересдавать на более высокую группу. Так-то…»