Бурлака испуганно смотрел на каперанга. Он никогда не видел Марченко в таком состоянии. Привыкнув, что капитан первого ранга всегда спокоен, выдержан, Бурлака считал Марченко немного флегматичным. В эту минуту лейтенант понял, что ошибся. Под внешней выдержкой, самообладанием старого чекиста скрывалась горячая, страстная натура.

Ненависть, которой дышало сейчас лицо каперанга, прогнала сомнение Бурлаки. Он понял: Марченко посвящает борьбе всего себя без остатка, он чувствует огромную личную ответственность за людей, чей труд и безопасность бережет.

— Перед тем как отправиться к Гречко, я звонил в больницу, где лежит товарищ, раненный при охране бюро, — немного успокоившись, сказал Марченко. — Он сейчас в тяжелом состоянии, но жить будет. Так врач меня заверил. Представим к ордену, наградной лист я подписал.

«Сейчас, когда каждая минута на учете, каперанг не забыл осведомиться о судьбе раненого и подумал о том, чтобы достойно отметить его храбрость», — мелькнуло в голове Бурлаки.

— Но Милетина не вернешь! Не вернешь! — горькие ноты зазвучали в голосе Марченко. — За него можно только отомстить… И отомстим… Понятно, как действовать?

— Понятно, товарищ капитан первого ранга.

— За резкость на меня не обижайся. Хочу, чтобы ты понял: противники у тебя не лыком шиты. Смените, дорогой товарищ лейтенант, гнев на милость.

— Простите меня, Георгий Николаевич, — тихо сказал Бурлака.

— Э, пустяки. Сам когда-то таким был. Учили и меня, да только по-другому — пулями. От такой учебы тебя охраняю. Ну, — все. Можешь итти. Условьтесь с Нефедовой о встрече.

— Слушаюсь, товарищ капитан первого ранта.

— До свидания, — сказал Марченко и улыбнулся своим невоенным словам.

Отпустив Бурлаку, он стал просматривать телефонограммы, донесения работников, направленных по следам убийцы Милетина. Обыск в квартире старика, произведенный самим капитаном первого ранга, беседы с людьми, которые могли обратить внимание на одинокого человека, проходившего рано утром в районе дома Милетина, дали возможность, правда не очень уверенно, предполагать, в каком направлении скрылся убийца. Капитан первого ранга верил: его подчиненные не позволят врагу уйти далеко.

Происшествие на дороге возле кургана изменило положение. Контрразведка получила новые ценные сведения, и Марченко быстро ими воспользовался. Однако каперанг учитывал, что, потеряв записку и предполагая, что она могла попасть в чужие руки, преступник может не явиться на место встречи в парк. Поэтому Марченко не снимал с выполнения задания и вторую группу, выслеживавшую преступника независимо от Бурлаки.

Руководил этой группой Терентьев — контрразведчик, который нашел записку у кургана. Почти в то самое время, когда капитан первого ранга и Бурлака обсуждали, как быть дальше, Терентьев беседовал с трамвайным диспетчером. Войдя в тесную комнату, он протянул служебное удостоверение пожилому человеку с длинными, свисающими вниз «запорожскими» усами.

Диспетчер долго рассматривал красную книжечку, а потом привычным движением расправил усы.

— Меня Петрушко звать, Гаврила Степаныч, прошу любить и жаловать. Садитесь, говорите, чем полезен буду.

— Мне, Гаврила Степаныч, нужно расписание движения трамваев по двадцать девятому маршруту.

— Пожалуйста, это мы сейчас, — диспетчер порылся в стопке бумажек, лежащей на столе, достал нужную. — Вот оно.

Терентьев записал несколько цифр себе в блокнот.

— С тринадцати сорока пяти до четырнадцати часов сорока минут на остановке «улица Полевая» побывало три вагона?

— Совершенно справедливо, — подтвердил Петрушко.

— Где они теперь?

Петрушко самодовольно погладил усы.

— До точности могу указать. У нас, как на железной дороге: график — закон. — Гаврила Степаныч взял у Терентьева расписание, повел по нему толстым пальцем с пожелтевшим от табака ногтем. — Вагон номер двадцать два семнадцать недавно вышел отсюда, приближается к остановке «Ярмарочная площадь». Вагон одиннадцать сорок три — к остановке «улица Толстого». Пятьдесят ноль семь идет по Адмиральской. Проверяйте не проверяйте, так и есть.

— Скоро приедут сюда?

— Это тоже без запинки отвечу. Через тридцать две минуты — один, через двадцать — другой и через одиннадцать — третий.

— Ладно, спасибо. А скажите, бригады на них не менялись?

— Чего им меняться? — удивился Петрушко. — Кондукторы и вагоновожатые те же, что с утра.

— Я подожду их, побеседовать надо.

Петрушко погладил правый ус, искоса глянул на Терентьева и нерешительно сказал:

— Вы меня извините, товарищ Терентьев, спросить вас хочу.

— Пожалуйста, что за церемонии.

— Случаем, не хулиганов ищете, которые гражданина избили?

— Хулиганов? Нет. А почему вы про них вспомнили?