Двадцать вторая сцена. Эхсан Улла-Хан мобилизует все революционные силы для прорыва к Тегерану. Штаб назначен на берегу моря в селении Шахсевар. Курды и пехота продвигаются меж рисовых полей и садов, в то время как отряд дженгелийцев и сам штаб, в состав которого входят и «русские дервиши», перебираются в Шахсевар морем на транспорте «Роза Люксембург», бывшем нефтеналивном пароходе Нобелей «Зороастр», оснащенном шестидюймовой артиллерией. Доброковский раз за разом обыгрывает дженгелийцев в карты, один партизан проигрался уже почти догола. После каждой партии Хлебников жадно надевает на себя то, что проиграл бедолага.

Двадцать третья сцена. Совещание штаба происходит на берегу моря. Штабные работники голышом лежат на песке, головами друг к другу, составляя многолучевую звезду. Солнце в яростном зените, легкий ветерок доносит нагретое дыханье померанцевых рощ.

Доброковский. Велимир, прочитай что-нибудь… ты был на днях у хана…

Хлебников встает — голый, мосластый, с выпирающими из костного строя ключицами, опустил голову, скрывшись за волосами.

Хлебников. Хан нюхал розу, зарывшись носом, как шмель. Говорил: «Россия главная, Азия в ногах у России. Толстой — русский дервиш! Зардешт — персидский дервиш!» Сагиб пьянел от розы, белый и босой, он смотрел на горы, на крыльцо, заваленное коврами и оружием. Сын хана лежал рядом, слуга чесал ему пятки, а тот хохотал и целился попасть ногой слуге в лицо…

Доброковский. Велимир учил ханского сына. Мы тоже должны побывать у хана в гостях, у него все крестьяне в кабале.

Двадцать четвертая сцена. Штаб Персармии в гостях у хана. Хан одет в праздничный костюм. Роскошное угощение, вино и водка. Разгоряченный Доброковский агитирует хана отдать землю крестьянам, а самому пойти в дженгель воевать. Наконец Доброковский не выдержал, схватил блюдо с подливой и надел его хану на голову.

Доброковский(выхватывая маузер). Скотина, ешь все, хоть подавись, вот, пулей подавись…

Красноармейцы успокаивают Доброковского и утешают перепуганного хана, убеждая, что бывший мичман и художник — мирный человек, друг цветов и птиц.

Двадцать пятая сцена. Эхсан Улла-Хан разбит, Персармия отступает. Босой, в истерзанной рубахе и штанах без одной штанины Хлебников идет вдоль берега моря от деревни к деревне. Везде его кормят, везде привечают.

Отряд идет вдоль моря. Вдруг красноармейцы видят, как на отмели стоит по пояс в море человек и смотрит в дымчатую даль.

Командир(придерживает коня). Смотри-ка, ведь это наш блаженный.

Хлебников(выходит медленно из моря). А где Худога? Где Абих? Буква «К» — в самом деле зловещая буква. Курды грабят крестьян, Колчак, Каледин… А «Р» — означает черту, раздел: рука, резец, равнина, риска, рвать, река…

Командир. Хлебников, стойте здесь. Скоро отряд сюда подойдет. И впредь приказываю от отряда не отставать и вперед не забегать.

Хлебников садится на песок, лицом к морю; мы видим его худющую спину и взлохмаченный затылок.

Двадцать шестая сцена. Хлебников вместе с Абихом в гостях у Вячеслава Иванова. Вячеслав говорит возвышенно об исламской мистике, говорит о мехди.

Вячеслав Иванов(возвышенно). Как знать, может быть, вы, Велимир, и станете тем ангелом, который вострубит о конце времен.

Хлебников(горячим шепотом). Я напишу поэму «Труба мехди».

Лидия поднимает голову от листа. Абих достает блокнот и что-то быстро записывает.

А б и х(про себя, продолжая черкать в блокноте). Так вот откуда у него весь этот персидский пафос. Только понимает ли он опасность самопровозглашения? Ну может шептать об этом бабочкам, жукам, птицам, обмолвиться где-нибудь в дневнике, но довериться персам? Преследовать полное отрешение от себя ради мира. Значит, Председатель Земного Шара — это всерьез. Так вот какой ветер влечет его в Персию… Ибо только в Персии сейчас ждут мессию, нигде больше. Большевики отрицают Бога на корню, им и не заикнешься. Остальной мир единственное на что может рассчитывать — на мировую революцию. А в глубоко религиозной Персии мысль о революции неотъемлема от мысли о Спасении. Что ж, мы ему поможем. Значит, скрытый имам. Значит, Сахибаз-заман. Что ж, здравствуй, Господин времени!

Двадцать седьмая сцена. Хлебников и Доброковский вернулись из Энзели. Каждое утро они приходят на пристань и с помощью палки, на которую привязан на длинной веревке крюк от багра, исследуют морское дно. При отступлении с пристани белогвардейцы сбросили много оружия: чтобы красным не досталось и чтобы самим налегке драпать. Все почти наганы и винтовки уже достали местные жители, но Доброковский полон надежды, поскольку на прошлой неделе, говорят, отсюда еще был добыт маузер.