Наконец не выдержал. Я вернулся в Ширван после инспектирования трех платформ на глубоководном Шах-Денизском месторождении и, умывшись, вытираясь полотенцем, дружелюбно буркнул:

— Как дела? Скольких Лазарей ты отправил в жизнь, пока меня не было?

— Привет тебе от Воблина, — вдруг сказал Хашем.

Я так и остался с открытым ртом, а Хашем, разметав на своем пути стулья, вылетел из сарая.

Больше я не смог от него ничего добиться.

Надо ли говорить, что никто — ни я, ни Керри (я потом у него узнавал) — никогда ему про Воблина не рассказывали?

До той ночи Керри знал о соколиной охоте ровно столько, сколько можно было узнать, когда, вместе со мной бывая в гостях у Хашема в Ширване, он видел манипуляции с вабилом, видел, как шахин приручается к охоте в зарослях тамариска: раз за разом закладывает вираж на высоте метров в десять-пятнадцать, поджидая, пока мы с Хашемом спугнем из гущи фазана.

Два дня назад на аэродром прибыл министр иностранных дел со свитой и несколькими арабами, шедшими по рулежке об руку с парнями из американского консульства. От них Керри узнал, что скоро ожидается прилет делегации саудитов, получивших от правительства разрешение на соколиную охоту в Муганских степях.

Все это время Керри соображал, стоит ли оповещать нас о такой нелепости. Но в ночь прилета сомнения пропали.

На аэродром прибыли военные, которые шустрили по всем службам — подметали, мыли, асфальтировали, выжигали траву в швах между плит и в трещинах асфальта, дооснастили навигационное оборудование, из городского аэропорта привезли смену опытных диспетчеров, проверили работу посадочных огней. Построили и оборудовали гостевой павильон, водрузили над ним неоновую надпись: «VIP — Welcome To Azerbaijan! — VIP».

Шейхи пустыни всегда предпочитают путешествовать ночью. В тот вечер Керри понял, что уснуть ему не дадут, и присоединился к двум консульским парням, Томасу и Брюсу, несколько взволнованным и удрученным одновременно, которые ничего не имели против того, чтобы красивый отставной моряк, тем более старше их по званию, развлек их во время этого нудного дела. Здесь же, в павильоне VIP, перед здоровенным русским самоваром сидела группка арабских дипломатов в английских шелковых костюмах. С обреченным видом, распустив галстуки, они пили чай вприкуску. Они поздоровались с Керри за руку и налили американцам чаю. Поговорить так и не успели. Аэродром и, следовательно, бока самовара наводнили несколько БМП с проблесковыми сиренами на люках, группы автоматчиков прогромыхали по бетону: похоже, целый мотострелковый батальон был отряжен для охранения.

— У арабского дипа прошуршала рация, он что-то сказал своим парням, и черные долготелые лимузины скоро умчали нас в удаленный сектор аэродрома, — продолжал Керри, — там уже было выставлено войсковое оцепление, поскольку наконец стало известно, с какой именно стороны зайдут на посадку самолеты. Стоя в ожидании на бетонной площадке перед ангаром, мы увидели, как рой огней прибывающих самолетов продвигался среди звезд. Самолеты летели в строгом порядке, согласно протоколу: правительственный «лирджет» сопровождался тремя «боингами» и целой эскадрильей транспортных «С-130», летевших парами хвост в хвост. Все пассажиры этих рейсов имели особенный экстерриториальный статус. Первый самолет коснулся посадочной полосы, выбрался под прожекторы, и красная ковровая дорожка покатилась от трапа. Мы поспешили приблизиться к ней и встали взъерошенной кучкой.

«Вот и прилетела моя кара. Я отвечаю за размещение в гостиницах, а в Баку еще не построили „Ритц“, и теперь не сносить мне головы», — сказал изнеможенным голосом один из арабских дипломатов.

«Вы сопровождаете шейхов на охоте?» — спросил я его.

«Слава Аллаху, нет, — ответил он, украдкой оттягивая брючную стрелку. — Сам я вегетарианец».

Два офицера слетели с трапа и маршем направились к нам, неся в руках лоснящиеся портфели и помахивая офицерскими жезлами. За ними потянулись приближенные шейха: казначей, доктор, управляющий — все в бедуинских платках и развевающихся одеяниях из верблюжьей шерсти. Охранники в униформах цвета хаки отбежали от одного из «боингов» и веером выстроились на поле.

Первый «С-130» опустил челюсть, на пандус выдвинулась фура. За ней выкатились и рассредоточились разнокалиберные транспортные средства: канареечно-желтые, алые, черные и белые. Другие самолеты, приземляясь один за другим, стали проворно опорожняться. Сбившись гурьбой, дымя, с диким грохотом транспорт повалил на нас: десятитонные водовозы и бензовозы — дюжина за дюжиной, — постепенно вытягиваясь в строгую шеренгу, «ранглеры», «рейндж роверы», «лэнд крузеры», приседая, слетали с пандуса. Все они отличались особой оснасткой для повышенной проходимости: открытый верх, усиленная, подъятая подвеска, амортизаторы с длинным ходом, мускулистые пружины, злые шины. Водители, одетые в бедуинское платье, были в черных очках, несмотря на то, что ночь стояла чернее дегтя. Рев моторов, щелканье коробок передач, уханье пневматических тормозов раздирали барабанные перепонки. Вопли людей, с флажками в руках управляющих разгрузкой, выныривали из грохота, по мере того как самолеты извергали из себя всю эту армаду. Время от времени мелькали циклопические генераторы, кондиционерные установки, даже передвижной кинотеатр: грузовичок с платформой, на которой были смонтированы лупоглазые акустические колонки и толстенный тубус экрана.

«Шейхи привыкли быть абсолютно автономны в пустыне, — заметил тот парень с мятыми брюками. — Некоторые даже бурят артезианские колодцы». Он помотал головой, будто сгоняя наваждение роскоши, превосходившее обыденное воображение.

За время всей этой суматохи на посадочной полосе меня оттеснили от Томаса и Брюса, и я отправился их искать. Они теперь находились в компании взволнованных чиновников, стоявших в тесном кружке под крылом одного из самолетов. «Никто еще не имел дело с передвижными дворцами, и они не решаются приступить к разгрузке», — шепнул Брюс. Я посмотрел вверх и увидел громоздкую конструкцию, застрявшую на вершине пандуса. Это был специально оборудованный тягач, с его капота, выдаваясь вперед, склонялась золоченая корона.