— Как странно, — сказал Эйприл домоправитель Дитер. — Что там делает наш почтенный сосед?

Эйприл молчала, словно немая.

Китти, вбежав в садовый сарай, сбросила с койки одеяла, подушки, конверты.

— Прошу вас, уйдите теперь, — сказала Эйприл домоправителю Тобблеров. — Шоу кончилось.

— Ну что ж. — Дитер встал, стряхнул что-то с комбинезона. — Благодарим за приятный вечер. — Тобблеры потянулись к выходу, не сводя глаз с экранов.

Дитер, шедший последним, углядел отверстие в кирпичной стене у двери.

— Что тут за дырка?

— Где? Не знаю, — сказала Эйприл. — Какое это имеет значение?

— Сейчас я вам покажу какое. — Дитер снял ботинок и грохнул им по стене. Кирпичи полопались, как яичная скорлупа, обнажив пустоту в кладке.

— Что вы делаете? — От сарая к ним бежал Кейл. — Прекратите сейчас же!

— Это не я, — заявил Дитер. — Это пираты, копатели. Скоро наш дом обвалится. Доброй вам ночи, Кодьяки. Завтра обсудим, как с этим быть.

Самсон в небе над ними достал карманный имитрон и приставил его ко лбу.

Палец Самсона дрожал на кнопке. Нет, рано: он еще не все сказал миру. Опустив имитрон, он продолжил:

— Шестую причину, по которой мне так не хочется умирать сегодня, я определил лишь недавно, наблюдая сцену из сериала здесь, на Прыжке Мосби. Жизнь всех нас и этого города — самая настоящая мыльная опера. Вы это когда-нибудь замечали? Мы привыкли жить, нам не терпится посмотреть, что будет в следующей серии. Я, например, сейчас думаю, попаду ли в утренние новости. Сожрут ли МОБИ Чикаго, когда уберут купол. Смотрите нас завтра! Но ведь я, нажав эту кнопку, ничего уже не смогу посмотреть. Это нечестно. Я не узнаю, чем все это кончится. Так не пойдет.

О чем это он? Да, вспомнил. Что-то голова плохо работает. Смотри-ка, синяя пчела прилетела. Ясное дело, Внукор. Сейчас его арестуют. Уродская рожа на экранах держится до сих пор. Ну все, теперь или никогда. Он нащупал кнопку, набрал воздуха в грудь.

Пчела зачем-то открыла рамку, показывающую корпус космического судна с пассажирским иллюминатором. Изображение было плохое и сопровождалось статическим гулом. Знакомая фигура в иллюминаторе приложила ладонь к стеклу.

— Эл, это ты? — сказал Самсон.

Привет, Сэм, ответил едва слышный за помехами голос.

— Я слышал, что ты погибла.

Привет, дорогой. Времени у меня мало, хочу провести его с тобой. Извини за плохую запись. Сигнал импровизированный, ширина полосы недостаточная. Боюсь, диалога у нас не получится, если только Кабинет не припишет что-нибудь после. Одна из густых бровей лукаво выгнулась. Он так любил ее брови. Отсутствие времени и диапазона — неплохое определение смерти, по-моему.

— Значит, ты все-таки умерла. — Самсон опустил имитрон. Изображение в рамке мигало, голос пропадал и опять появлялся.

Иначе говоря — пережить и эту, Кабинет говорит, кто-то контролирует — хотела тебе сказать…

— Да? Что сказать?

Я и Элли хотели быть с тобой в твой особый день, но у нас может не получиться. Ты не сказал, зачем мы так срочно тебе нужны, но догадаться нетрудно. Ты хочешь устроить «пресс-конференцию», о которой давно уже говорил — помнишь? Обязательно посмотрю, если будет возможность. Ты произведешь впечатление, я уверена. Впечатлять ты всегда умел. За это я в тебя и влюбилась, мой Сэмсамсон.

В общем, я хотела попрощаться, потому что вряд ли мы ещё увидимся. И Элли передает привет. Она всегда гордилась своим отцом. Всем знакомым говорит, что чувство красивого жеста взяла от тебя.

До свидания, любимый. Ты всегда в моем сердце. Прощай! Я люблю тебя!

Пчела закрыла рамку и улетела.

— Я тоже тебя люблю! — крикнул Самсон ей вслед. — До свидания! До свидания! Люблю по-прежнему! — Темное пространство стадиона поглотило его голос. Всех зрителей эвакуировали. Теленебесные экраны тоже погасли. — Как это мило с ее стороны, — бормотал Самсон. — До свидания. Хьюберт?

Да, Сэм.

— Смотри не забудь сказать, как я их люблю. Не забуду, Сэм. Кому я должен сказать?

— Эйприл, Китти, Богги, Расти, Кейлу — да всем. И себе тоже. Не так уж ты плох.

Спасибо, Сэм. Вызвать такси?

— Такси? Зачем?

Самсон снова поднял имитрон. Теперь он как будто бы все сказал, но синяя пчела вернулась и открыла другую рамку. Элинор, такая же молодая и красивая, как в первую их встречу на вечеринке, лучилась счастьем.