Шрифт:
Засим вошел в дом вслед за остальными.
11
Старый почтальон откинул полог землянки.
— Фр-р!
Едва не отхлопавши его по щекам крыльями, одна за другой из тьмы вылетели и заземлились на полянке две пестрых курицы.
Почтальон чихнул, проморгался и в шатком свете лампады увидел чернавку. Она стояла на коленях и молилась перед едва различимыми образами. На его чих она не обернулась, лишь приостановила у лба молитвенно сложенные пальцы.
— Христос воскрес… — в смятении заявил вдруг старик. Рука его, словно сама собой, потянулась ко лбу, но лишь стряхнула с этого лба на земляной пол дождевую влагу.
И когда чернавка оглянулась, он узнал Любушку Родину, свою соседку по отошедшей в прошлое молодой жизни.
— Не узнаешь, Люба?.. — молвил он.
— Игна-а-ашка! Сопры-ы-кин! — пропела она прежним голосом. — Ой ты, слезненький ты мо-о-ой! А у меня собачка пропала…
Игнатий хлопал себя по карманам — искал табакерку. В ощущении слезы он дробно хлопал поредевшими за жизнь белесыми ресницами и помаргивал глазами так, будто намекал двум девам поочередно.
— Помирать вот вернулся…
— И давно помираешь-то тут, Игнашка?
— Два года как… В сентябре… Ага, Люба… Вернулся — ни тебе дома, ни погоста, капитал один кругом-то, дак…
— Дак садись, покормлю! У меня тут две козы в обзаведеньи-то! Куры! Собачка вот пропала, а то б она тебя тут облаяла бы… Видишь тарный ящик? Дак садись! Коммунистом был — попривык по президиумьям…
Игнатий помял сигаретку, понюхал табачок, говоря:
— Я ведь, когда маленьким был, Люба, то думал: земляки это покойники… А мы с тобой еще живые земляки…
— Живы-ы-ые! — согласилась Люба, готовя еду и непрестанно осеняя ее крестной щепотью. — Мне что? Живу! А много мне надо?.. Которые вон и на свалке живут… Извели коммунисты народ… Ты сам, Игнашка, во царствие Никиты гонениям нас, православных, подвергал…
— Подвергал, Люба.
— А мне что? Я духом не гнию. Ведь сказано: «Скорбную жизнь оплачет тогда вся земля, оплачет море и воздух, оплачет солнушко и травы, оплачут зверцы дикие вместе с пташками, оплачут горы и холмы…» С солью огурцы-то будешь? «…оплачут горы и холмы, и полевые деревья — и все это благодаря роду человеческому…»
— За что? За что, Люба?
— За то, что отклонились от Бога и уверовали в обольстителя. На кого теперь грешить? Ты батюшку Тихона вспомни! Голодал, подвижник, а вы, коммунисты ваши, полти свиные за еду не чли да стяги говяжии… Пустошили все круг себя…
— Бог велит прощать, Люба! Мы в заочном университете это проходили. Смущенный… это самое… гордыней… Не все коммунисты-то … стяги-то…
— Слепые вы, Игнашка… И мехоноши ваши слепые…
Игнатий вяло уклонялся, увиливал:
— Косы-то твои где?
— Козы мои на Шишкиной гари. Помнишь Шишкину гарь? Прошлое лето тут паслись, где огородик я огородила… А ныне возьми кто-то да распаши там целик! Да мак посей! Теперь и ходить-то туда боюсь…
— А чего боишься-то, Люба?
— Дак мак! Мак — наркотика!
— Да-а… — согласно покивал головою Игнатий. — Помри вот — прикопать в ямку некому… Сын у меня во сне помер. Ага… Заснул и отошел… Внучка в городе Кейптаун, в гости деда не зовет… Правнук у меня теперь, Люба, мулат! Зебра такая полосатая!
— Ох, ох!
— А твои-то где? Приемыши, вроде, у тебя были, Люба! Помню, трое…
Старушка Родина молча высыпала в кипяток пакетик супа и заправила зеленью. Но сочла вежливым ответить поговоркой:
— Сказала свинка борову, а боров — всему городу…
— Да прости уж, Люба, сам вижу, — сказал Игнатий и кивнул головой на углы землянки.
— Ешь вот… — сказала Родина.
12
Дождь кончился, и Крутой уснул наконец у не выключенного телевизора. Может быть, показывали что-то похожее, но снился ему порт города Калининграда. И будто китайцы грузят на огромное паровое судно какие-то опломбированные мешки. Крутой же стоит на набережной и видит драку матросов разных флотов с береговым населением, которое они не пускают к погрузочным трапам. Крутому тревожно и любопытно — он любит свары.
— Чего они там делят? — спрашивает одного из таких же респектабельных зевак, как и сам.
— Доллары на пароход грузят — вот что! Возами! — радостно гогочет тот и шею тянет из тугого воротничка по-гусиному.
— Какие же, братан, доллары грузят?
— Да зелень американскую — вот какие!
— И почему же китаезы, а, браток?
— Отменили твой бакс — понятно? Предъявили америкосам к обеспечению! А гражданам кули Китай-города доверять можно — не чета вам, ворюгам!
— Ах, ты каз-зе-о-ол! — Крутой уже сделал пальцами козу, однако ублюдок отмахнулся набалдашником тросточки и юркнул во тьму пакгауза.