Хью прикусил ее губы, потом подбородок, мочку уха. Она затрепетала и зашевелилась, сидя у него на коленях, и заставила его руку снова погладить ее грудь. Давая ей время воспрепятствовать ему, если бы она пожелала, он медленно расстегнул ворот ее платья и развязал шнурки нижней сорочки.

Она затихла в его объятиях. Дыхание ее сделалось прерывистым. Он продолжал нежно покусывать мочку ее уха, в то время как рука скользнула под сорочку и обхватила ее обнаженную грудь. Упругая и теплая, она заполнила его ладонь.

Он принялся нежно ее массировать, потом его пальцы нащупали тугой сосок.

Она застонала, и тело ее выгнулось, а бедра и ягодицы заскользили по его напряженному мужскому естеству. Он высвободил руку и дотянулся до ее лодыжки. Не прерывая поцелуя, продолжая исступленно целовать, он позволил своему языку скользнуть между ее полуоткрытых губ, в то время как его рука заскользила вверх по ее обтянутой чулком ноге до колена, а потом и выше. Он стремительно поднял мешавшие ему юбки и сорочку, и рука его скользнула выше по ее обнаженной плоти. Он нежно погладил ее бедро. Рука его поднялась еще. Его пальцы ощутили ее влажность…

Она выпрямилась и сжала колени. Волосы рассыпались по плечам, губы припухли от поцелуев.

— Нет! — выдохнула она, и он увидел в ее глазах страх.

Хью перевел дух, закрыл глаза и с трудом подавил страсть, бушевавшую в его жилах. Черт возьми! Не годится так обращаться со своей девственной женой! Он был не из тех грубых увальней, что получают наслаждение, не заботясь о том, чтобы и партнерша получила свою долю радости. Было глупо пытаться приобщить невинную девушку к наслаждениям плоти в карете, несущейся по неровной дороге и кренящейся то туда, то сюда.

Она заслуживала лучшего, и он решил во что бы то ни стало предоставить ей самое нежное обхождение. Пусть обстоятельства заставили ее выйти за него замуж, но для них обоих это означало познание блаженства, а скамья в карете была для этого не самым подходящим местом.

Для обольщения гораздо лучше подходила большая спальня с роскошной периной, застеленной тонкими льняными простынями, и чтобы поленья потрескивали в камине и огонь бросал отблески на большую медную ванну. В такой обстановке он мог бы преподать ей уроки интимных наслаждений. Но не здесь, не так, не на дороге. И не в первое ее знакомство с супружеской жизнью. Он не мог так обращаться со своей женой.

Почему это было так важно, он не мог объяснить, но не хотел и пренебречь этим. Хью осторожно высвободил руку из-под ее юбок и опустил их до щиколоток. Потом поправил ее платье на плечах. Она дрожащими руками помогала ему. При этом лицо ее так пылало, что об него можно было зажечь спичку.

— Катриона, нам это предстоит, но не здесь.

Она, кажется, старалась даже не смотреть на него и ответила охрипшим и прерывающимся голосом:

— Я растеряла шпильки для волос.

Он помог собрать их. В какой-то момент одеяло свалилось. Хью поправил одеяло и заметил, что ее очки упали. Он вручил их Трионе, а она водрузила очки на нос, потом поправила и заколола шпильками длинные волосы, и эти шелковистые пряди приковали к себе его взгляд.

— Вот так.

Он снова закутал ее в одеяло, подоткнув его со всех сторон, потом протянул руку к потолку кареты и постучал. Карета замедлила движение.

Триона скорчилась под одеялом, ощущая смущение и неловкость, но все так же желая его прикосновений.

— Что… что вы делаете?

— Собираюсь проехаться верхом. Моя лошадь привязана к карете сзади, и ей не повредят физические упражнения. — Он улыбнулся Трионе, и улыбка эта показалась ей натянутой и почти болезненной. — Я не из тех, кто делает что-нибудь наполовину, но лишить вас невинности в карете на большой дороге… на это я не способен. Нам лучше подождать, но, должен признаться, вы сводите меня с ума.

Он потер рукой лицо, и она с удивлением заметила, что это было повторением ее собственного жеста.

— Сказать по правде, мне надо побыть на холоде, подышать свежим воздухом, подвигаться… — Он перехватил ее взгляд и печально улыбнулся: — Вы ведь не понимаете? Верно?

— Вы устали сидеть в карете со мной?

— Нет! Вовсе нет! Катриона, ну как вам объяснить? — Он перехватил ее смущенный взгляд и вздрогнул: — О, черт возьми! Вот… — Он взял ее руку и прижал к своему паху. Его мужское естество выпирало сквозь ткань, длинное и отвердевшее.

Она вырвала руку, и лицо ее вспыхнуло еще сильнее.

Карета качнулась, когда кучер слез с козел. Маклейн подался вперед и тихо произнес:

— Я остановился не потому, что вы перестали меня волновать. Как раз наоборот. Я приказал остановиться, потому что не хочу, чтобы в первый раз это произошло с вами на жесткой скамье в карете.

О! Отлично. Раз он был так добр, она решила оценить по достоинству его предупредительность. И все же… Она получала такое наслаждение от его прикосновений.