Шрифт:
И пристрастие к идолопоклонству вовсе не определяет уровень военной подготовки конкретного человека. Скорее заставляет задуматься, а почему, собственно, из двух, скажем, с одинаковой биографией комбатов одного расстреляли без суда и следствия, а другой — сразу поставлен был на дивизию, а то и корпус? Задуматься о критериях отбора великой чистки. И кажется мне почему-то, что критерии эти были сколь случайны, столь же мелки и ничтожны…
С уничтожением окруженных армий Юго-Западного фронта, как известно, наши злоключения не кончились. Сдавив удавкой окружения не сдающийся Ленинград, обеспечив свой южный фланг, Вермахт мог, наконец, сосредоточить усилия на решающем Центральном направлении. После перегруппировки в полосе от Андреаполя до Рыльска в составе группы армий «Центр» немцы сосредоточили 3-ю, 4-ю и 2-ю танковые группы, 9-ю, 4-ю и 2-ю полевые армии. Им противостояли три наших фронта: Западный [370] , Резервный [371] и Брянский [372] .
370
В составе фронта 22-я, 29-я, 30-я, 19-я, 16-я и 20-я армии. Командующий — генерал-полковник И. С. Конев.
371
В составе фронта 31 — я, 49-я, 32-я, 33-я армии, которые были развернуты в тылу Западного фронта, 24-я и 43-я армии. Командующий — Маршал Советского Союза C. M. Буденный.
372
Командовал фронтом в составе 50-й, 3-й, 13-й армий и оперативной группы генерал-майора А. Н. Ермакова все тот же генерал-полковник А. И. Еременко.
И вновь, в который уже раз с начала войны, немцы нанесли несколько рассекающих ударов, прорвали наш фронт [373] и устремились к Москве. При этом им удалось окружить в районе Вязьмы части пяти наших армий Западного и Резервного фронтов, а под Трубчевском — основные силы Брянского фронта [374] . Бои отличались особым ожесточением, однако поставленные в очередной раз в тактически проигрышное положение советские войска вынуждены были отступать. К концу октября ценой неимоверных усилий фронт удалось на какое-то время стабилизировать уже в непосредственной близости от столицы. Немцам показалось, что от победы их отделяет один только шаг. Как известно, сделать его Вермахту было не дано…
373
Следует отметить, что Вермахт прорвал с ходу оборону не только Брянского и Западного, но и расположенного в его тылу Резервного фронтов.
374
Окружены были 3-я и 13-я армии. Немцы, продвигаясь по тылам Брянского фронта на Орел и Брянск, не имели ни сил, ни времени, чтобы создать сплошной фронт окружения, и нашим войскам хотя и с трудом, но удалось вырваться. Любопытно, что на всех почти картах их отход обозначен тонким пунктиром. В мемуарах же Еременко прорыв Брянского фронта назван «ударами на восток с перевернутым фронтом». При этом жирные красные стрелы разгоняют со своего пути неброские синие ромбики немецких моторизованных корпусов, будто щука стаю мальков. Такой бы напор выказать при ударе на запад, с «нормальным» фронтом, Смоленск точно был бы освобожден еще в 41-м.
Хотелось бы отметить вот что. Немцы, конечно, располагали значительным преимуществом, однако в живой силе их перевес был не столь велик. Командующие фронтами имели более чем достаточно времени для подготовки надежной обороны [375] . Тактику наступления немцев пора было бы уже изучить досконально и найти противоядие против рассекающих ударов компактных танковых группировок. Наши войска вышли из сентябрьских боев ослабленными, но и немцы были не железными. В частности, 2-я полевая армия и 2-я танковая группа, едва успев проделать с боями тяжелейший марш-бросок к югу, без какой-либо оперативной паузы вновь привлекались для наступления с решительными целями. О тактической внезапности, подобной той, которую немцам удалось достичь в начале войны, не было и речи [376] .
375
Смоленское сражение завершилось еще 10 сентября, когда Западный и Резервный фронты перешли после взятия Ельни к обороне. Что касается Еременко, то ему сам Бог велел подготовиться к обороне. Ведь согласно его версии Сталин отдал устный приказ прикрыть Московское направление со стороны Брянска еще в середине августа.
376
На основании разведданных Ставка предупредила командующих фронтами о возможности крупного наступления немцев в ближайшие дни на Московском направлении еще 27 сентября.
К тому же во главе Западного фронта стоял Иван Степанович Конев, заслуживший репутацию грамотного, думающего командира. Однако наша оборона вновь не выдержала. Вот что говорит по этому поводу Г. К. Жуков:
«Несмотря на превосходство врага в живой силе и технике, наши войска могли избежать окружения. Для этого необходимо было своевременно более правильно определить направление главных ударов противника и сосредоточить против них основные силы и средства за счет < пассивных участков. Этого сделано не было, и оборона наших фронтов не выдержала сосредоточенных ударов противника. Образовались зияющие бреши, которые закрыть было нечем, так как никаких резервов в руках командования не оставалось.
К исходу 7 октября все пути на Москву, по существу, были открыты» [377] .
377
Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. Т. 2, с. 217, 218.
Но почему войска всех трех фронтов были традиционно растянуты в линию одинаковой плотности? Почему командующие не позаботились о создании в тылу мобильных резервов, способных контратаковать прорвавшегося противника? Почему, наконец, не были предприняты попытки выявить направление будущих ударов и создать на этих участках устойчивую глубокоэшелонированную оборону? В то, что наши военачальники, тот же Конев, даже отступив до Москвы, все еще не понимали тактики немцев, — не верю. Тогда в чем же дело?
Бытует мнение, что Конев все делал правильно, но перевес врага в силах был слишком велик. Но ведь тот же Жуков сумел организовать оборону Москвы, находясь в куда более сложной ситуации, выстроив ее едва ли не «с нуля», и столицу отстоял.
Когда прилетевший из Ленинграда Жуков после короткого разговора со Сталиным выехал в войска, в штабе Западного фронта он мог наблюдать неприглядную картину. Командующий и штаб выглядели не просто усталыми, но какими-то потрясенными, напуганными. И отнюдь не немцами [378] . Доказать это невозможно, но думаю, этот самый довлеющий над ними страх и стал в конечном итоге причиной очередного разгрома.
378
Было чего испугаться. После аналогичного, пожалуй, даже меньшего по масштабам, разгрома были расстреляны Сталиным высшие офицеры этого самого Западного фронта во главе с его командующим Д. Г. Павловым.
Ведь усилить наиболее угрожаемые участки — значит в той же мере ослабить остальные. Но кто его знает, где противник будет прорываться и какой участок обороны окажется главным, а какой — второстепенным? В том и талант полководца — встретить врага в оптимально выстроенной группировке. Только, как известно, одаренные люди ошибаются даже чаще, чем простые смертные. Но за подобным просчетом вполне может последовать вопрос: а кто вас, товарищ, надоумил оголить фронт и открыть врагу дорогу на Москву? Создашь в тылу мощный кулак, и, в случае неудачи, компетентные органы не преминут поинтересоваться, как это получилось, что перед самым боем лучшие части с фронта были удалены? Это по недомыслию или как?
Так стоит ли рисковать? Не проще и не безопасней ли растянуть войска тонкой ниточкой, пусть зыбкой, ненадежной, зато перекрывающей все, и надеяться на авось, на то, что пронесет, что солдаты не выдадут, совершат чудо, лягут костьми, но немцев не пропустят. Убежден, подобным образом наши военачальники и рассуждали. Страх принять неверное решение не давал взять на себя дополнительную ответственность, сковывал их инициативу, заставлял «не высовываться». Все это было и раньше, но так или иначе нивелировалось нашим превосходством в силах и средствах и оставалось если не незамеченным, то ненаказуемым. Однако воевать подобным образом с Вермахтом, давать немцам такую фору, было равносильным заранее обречь себя на поражение. Не случайно сказал Жуков о Коневе: