Шрифт:
И все же, если мы действительно собирались напасть первыми, если в Белостокском и Львовском выступах и в Бессарабии действительно были сосредоточены и готовы к широкомасштабным наступательным действиям ударные советские группировки, отчего же начало войны сложилось для нас столь трагически? В. Суворов объясняет это следующим образом. Войска якобы скучились у границы и, подвергшиеся внезапному нападению, были разгромлены.
В частности [560] , он ссылается на боевые действия 164-й дивизии. Вот что он пишет:
560
Повторюсь, «объяснению» того факта, что, подтянув якобы к границе огромные силы, располагая несколькими танковыми группировками, изготовившись к удару, кадровая армия потерпела в приграничном сражении жестокое поражение, автор «Ледокола» посвятил всего несколько абзацев.
«…Германская армия нанесла удар.
Рассмотрим последствия удара на примере 164-й стрелковой дивизии… В этом районе [561] две реки: пограничный Прут и параллельно ему на советской территории — Днес. Если бы дивизия готовилась к обороне, то в междуречье лезть не следовало, а надо было вырыть окопы и траншеи на восточном берегу Днестра, используя обе реки как водные преграды… В междуречье не держать ни складов, ни госпиталей, ни штабов, ни крупных войсковых частей, а лишь небольшие отрады и группы подрывников и снайперов.
Но 164-я дивизия.(как и все остальные дивизии) готовилась к наступлению и потому Днестр перешла…
Немцы нанесли удар, на пограничной реке захватили мост… и начали переправлять свои части. А мосты позади советских дивизий — разбомбили…
И советские дивизии оказались в западне. Массы людей и оружия… Но оборону никто не готовил, траншей и окопов никто не рыл. Отойти нельзя — позади Днестр без мостов. И начинается разгром…» [562]
561
Речь идет о правом фланге 9-й армии Южного фронта.
562
Суворов В. Ледокол, с. 232, 233.
Иными словами, для организации обороны следовало бы выбрать рубеж на удалении от 70 до 120 километров от границы, заранее отдав врагу немалую часть советской территории. Предложить такое Сталину, думаю, не осмелился бы даже Жуков. Да и с чисто военной точки зрения подобное решение представляется весьма и весьма сомнительным, так как войска в Львовском выступе были бы уже не просто охваченными, но с южного фланга практически обойдены. Значит, и здесь пришлось бы заранее отвести войска на линию Тарнополь — Броды, оставив без защиты Львов. В нашей стране выстроить оборону подобным образом было попросту невозможно. Идеологическая нацеленность на то, что враг не сможет захватить «ни пяди» нашей земли, что война будет быстрой, бескровной и сражения автоматически перенесутся на его территорию, успела стать догмой не только для партаппарата, но и для политорганов в армии.
Когда начальник штаба Юго-Западного фронта Пуркаев на Военном совете в первый же день войны вполне доказательно обосновал невозможность наступательных действий и предложил организовать оборону, измотать противника и тем самым создать предпосылки для последующего контрудара, произошло следующее.
«На минуту воцарилось молчание… Первым заговорил корпусной комиссар.
— Все, что вы говорите^ Максим Алексеевич, — он подошел к карте, — с военной точки зрения, может быть, и правильно, но политически, по-моему, совершенно неверно! Вы мыслите как сугубый военспец: расстановка сил, их соотношение и так далее. А моральный фактор вы учитываете? Нет, не учитываете! А вы подумали, какой ущерб нанесет тот факт, что мы, воспитывавшие Красную Армию в высоком наступательном духе, с первых дней войны перейдем к пассивной обороне, без сопротивления оставив инициативу в руках агрессора! А вы еще предлагаете допустить фашистов в глубь советской земли!..
Переведя дыхание, член Военного совета (все тот же товарищ Вашугин. — А.Б.) уже более спокойно добавил:
— Знаете, Максим Алексеевич, друг вы наш боевой, если бы я вас не знал как испытанного большевика, я подумал бы, что вы запаниковали» [563] .
563
Баграмян И. Х. Так начиналась война, с. 116.
О какой обороне на линии старой границы речь?! Войска в любом случае должны были защищать передовые рубежи вне зависимости от их конфигурации и оперативной целесообразности., Иное просто не вписывалось в бравурный тон государственной идеологии.
Но, к сожалению, одно дело официальная пропаганда и совсем другое — реальная подготовка и боевые возможности войск.
Что касается 164-й стрелковой дивизии, то следует отметить, что ей действительно трудно было отступить. Обороняться же… Не все ли равно, взорвана за спиной часть мостов или нет, если оборона крепка. К тому же В. Суворов забывает упомянуть, что на этом участке фронта немцы перешли к активным действиям лишь 1 июля! У командования оставалось время как на то, чтобы самим форсировать Прут и ворваться в Румынию, так и на то, чтобы «отрыть окопы».
Не лобовым ударом брали немцы, напротив, фронтальных столкновений старались избегать. Они прорывали нашу оборону на флангах, с ошеломляющей быстротой охватывали ту или иную группировку советских войск, все попытки прорыва пресекали противотанковыми заслонами на лесных просеках и, в конце концов, если не уничтожали, то рассеивали окруженных. Они умели все это делать, так как почти два года этим лишь и занимались!
Красная армия же, истекая кровью, отбиваясь из последних сил, создавая там, на границе, предпосылки будущей победы, лишь только начинала постигать азы современной войны. Вырвавшиеся во главе израненных бойцов командиры лишь приглядывались к тактике противника, лишь делали первые выводы…
В. Суворов говорит о скученности наших войск на границе, а ее не было, скученности. Главные силы армий прикрытия находились на удалении зачастую в сотни километров от пограничного рубежа. Баграмян пишет:
«…Все наши войска второго эшелона, которые выдвигаются из глубины в полосу 5-й армии, находятся на различном удалении от границы: 31 — му и 36-му стрелковым корпусам нужно пройти 150–200 километров. Это займет минимум пять-шесть суток, учитывая, что пехота следует пешим порядком [564] . 9-й и 19-й механизированный корпуса сумеют сосредоточиться и перейти в наступление против вражеской главной ударной группировки не раньше чем через трое-четверо суток. И лишь 4, 8 и 15-й механизированные корпуса имеют возможность перегруппироваться в район сражения через один-два дня» [565] .
564
Согласно мобилизационному плану в случае начала военных действий большая часть автотранспорта, как для стрелковых, так и для механизированных корпусов, должна была быть привлечена из народного хозяйства. Осуществить передачу зачастую мы просто не успевали.
565
Баграмян И. Х. Так начиналась война, с. 115.
Войска готовились к наступательной войне, утверждает В. Суворов, и поэтому оказались неготовыми к войне оборонительной. Этот посыл вызывает большие сомнения. Вот какую мысль высказал Штеменко задолго до того, как у В. Резуна оформилась идея «Ледокола»:
«Утверждается, например, что из-за неверного якобы понимания характера и содержания начального периода войны у нас неправильно обучались войска боевым действиям именно в этот период.
Утверждение столь же смелое, сколь и невежественное. Ведь понятие «начальный период войны» — категория оперативно-стратегическая, никогда не оказывавшая сколько-нибудь существенного влияния на обучение солдата, роты, полка, даже дивизии. И солдат, и рота, и полк, и дивизия действуют, в общем-то, одинаково в любом периоде войны. Они должны решительно наступать, упорно обороняться и умело маневрировать во всех случаях, независимо от того, когда ведется бой: в начале войны или в конце ее. В уставах на сей счет никогда не было никаких разграничений. Нет их и сейчас» [566] .
566
Штеменко С. М. Генеральный штаб в годы войны, с. 20.