Первый биограф Миклухо-Маклая, его друг, французский публицист Габриэль Моно (муж младшей дочери Герцена — Ольги Александровны) в 1882 году писал: "Маклай ненавидит шарлатанство и рекламу. Он служит науке, как иные служат религии; он отрешился, насколько это возможно для человека, от всякого личного интереса".

Так было и так есть: для некоторых наука только средство, один из путей, которые ведут к славе и достатку. Для Миклухо-Маклая наука была целью жизни, высоким призванием.

С горечью писал Николай Николаевич: "К сожалению, весьма многие из т. наз. "ученых" относятся к науке как к дойной корове, которая обязана снабжать их ежедневным продовольствием, что делает из ученых ремесленников и иногда даже просто шарлатанов. В таком случае научная истина — дело второстепенной важности для таких господ (а их, к сожалению, много), наука, приносящая им больше грошей, — самая привлекательная…"

Всю свою жизнь он меньше всего заботился о себе, об известности, о благополучии, достатке: вы помните расползающийся сюртук, который он беспрестанно пытался починить в студенческие годы, два пуда риса и баночку жира, которыми он "запасся", отправляясь на Новую Гвинею.

Можно привести еще более "странные" примеры его отрешенности от всего земного.

"Спроси мать: в каком месяце и которого числа я родился?" "Спроси, пожалуйста, у матери — в каком году я родился?" Подобные вопросы не раз встречаются в письмах Николая Николаевича к сестре и брату.

Дело, конечно, не в рассеянности, дело в умении подчинить всю свою жизнь тому, что кажется главным.

Сам Николай Николаевич считал вполне определенно: "Чем больше мозг наш имеет достойной его работы, тем менее он тратит его деятельность на свою особу".

Не в этой ли полной самоотрешенности истоки его хладнокровного мужества, его терпеливого подвижничества?

Брат Михаил Николаевич писал: "Насколько я знаю, Н. Н. никогда не был влюблен… Без всякого сомнения, он был расположен и симпатизировал некоторым девушкам и женщинам, но это чувство никогда не превозмогало его целей и оно было мимолетно".

Кажется, не совсем прав брат. Сохранилось письмо Николая Николаевича к некоей "милостивой государыне". Письмо на немецком языке, перевод его публикуется впервые:

В письмах из Океании несколько раз мелькают инициалы: "N.", "N. A.", "Н. Г.". Николай Николаевич просит Мещерского передать Н. Г. "искренно-дружеский поклон" и сообщить, что "фотография ее, которую получил, кажется, в 1869 году и которая со мною, совсем пожелтела".

Опять фотография! Конечно, это совпадение может быть случайным, отождествлять "милостивую государыню" с Н. Г. нет пока что никаких оснований. Удовольствуемся тем, что тайна Н. Г. была недавно раскрыта. Биограф Миклухо-Маклая Борис Николаевич Путилов пришел к неожиданному, но весьма убедительному выводу: "Все говорит за то, что инициалами Н. Г. в письмах Мещерскому обозначена Наталья Александровна Герцен". Добавим, пожалуй, что после кончины Николая Николаевича вдова его получила письмо от Натальи Александровны. Необычное, наверное, письмо.

"Я хотела бы познакомиться с нею, — записывала в дневнике вдова. — Я думаю, она очень добра и любила и уважала моего дорогого Нильса…"

С Маргаритой Кларк-Робертсон Николай Николаевич познакомился в Сиднее в декабре 1881 года. Отец ее, бывший премьер-министр английской колонии Новый Южный Уэльс, оказывал Николаю Николаевичу помощь в организации морской зоологической станции, которую предполагалось открыть в Сиднее.

Уезжая в Россию, Миклухо-Маклай увозил с собой фотографию Маргариты Робертсон. На обратной ее стороне дата — февраль, 1882 — и аббревиатура шесть латинских букв: N.B.D.C.S.U.

Во время захода в Александрию Николай Николаевич послал ей официальное предложение.

Рита была согласна.

Однако, вернувшись в Сидней, Николай Николаевич убедился, что все родственники и почти все друзья его невесты настроены резко против. От Миклухо-Маклая требовали, чтобы он представил специальное разрешение на брак по протестантскому обряду.

Сам Николай Николаевич еще в студенческие годы порвал с религией, но под давлением обстоятельств вынужден был телеграфировать в Петербург гофмаршалу двора: "Требуется разрешение государя для моей женитьбы на протестантке по протестантскому обряду".

Брату он пишет: "Рита, бедная, не знает, кого слушаться — меня или отца своего, которого она очень любит… Я не думал никогда, что такое простое на вид дело, как взять жену, сопряжено будет для меня с такою кучею хлопот, неудобств и помех разного рода".

27 февраля 1884 года свадьба, наконец, состоялась.

Родственники Маргариты, по-видимому, так и не примирились с их браком. Но сами молодожены были счастливы.

Отвечая на одно из поздравлений, Николай Николаевич пишет: "Вы вполне правы, называя меня счастливым человеком. Я понимаю теперь, что женщина может внести истинное счастье в жизнь человека, который никогда не верил, что оно существует на свете…"